Игорь Болгарин - Миссия в Париже
Кольцов не нарушал затянувшуюся паузу. Поворочавшись в кресле, он приподнялся, хотел лучше видеть лицо Свердлова, когда тот наконец конкретно заговорит о деле. Но эта маячившая перед глазами чертова чернильница отвлекала его, не давала сосредоточиться на предстоящем и, судя по всему, довольно серьезном разговоре. И тогда он решительно поднялся с этого обволакивающего тело сиденья и присел на его подлокотник. Теперь их глаза были на одном уровне.
– Вы позволите, – сказал Кольцов. Не спросил разрешения, а именно сказал, твердо и упрямо.
Свердлов вновь обежал вокруг стола.
– Да-да! Не совсем уютно, – по-своему понял Свердлов и повел Кольцова в угол кабинета. – Вот сюда. Здесь нам будет удобнее разговаривать. Тем более что разговор предстоит длинный.
На круглом инкрустированном столике между двумя креслами стояла пепельница, возле нее – красивая деревянная коробка.
– Курите? Угощайтесь! – Свердлов указал глазами на коробку. – Восхитительные гаванские сигары. Привез из Америки. Держу для друзей.
– Не курю. И потом, как я понимаю, мы пока еще не успели стать друзьями, – не преминул съязвить Кольцов. Ему уже определенно перестал нравиться этот нижегородский пролетарий, довольно быстро переродившийся в барина. Недолго пожил в Америке – и такая метаморфоза. Его брат Яков был проще и понятнее.
– Вот именно: «не успели»! Надеюсь, подружимся. Дело, которое я вам предлагаю, обяжет нас к этому.
– Я пока еще ни слова не услышал о деле, – положил конец затянувшемуся политесу Кольцов.
– Да! Так вот… – Свердлов замялся, обдумывая, с чего начать, как доходчиво объяснить то дело, которое он предполагал предложить Кольцову. – Надеюсь, вы уже слышали такое выражение: «бриллиантовая дипломатия»?
– Первый раз слышу, – чистосердечно признался Кольцов. – У нас там, в окопах, речь все больше ведут о патронах, снарядах, калибрах.
– Понимаю, – согласился Свердлов. – А у нас здесь все больше говорят о том, как бы быстрее и достойнее завершить эту самую войну, на которой главным образом говорят о патронах и снарядах. Поговорим о «Бриллиантовой дипломатии». Надеюсь, вы понимаете, что деньги в нашем мире – реальная и могучая сила. В первые месяцы войны мы тратили огромные деньги на мировую революцию. Верили, что сумеем поднять на борьбу за коммунизм рабочих и крестьян всего земного шара. К сожалению, пока это не получилось. Приходится менять тактику. Сделаем все для того, чтобы сохранить пока единственное коммунистическое государство – Советскую Россию. А уж потом, не торопясь, собравшись с силами, заготовим дровишек и запалим коммунистическими идеями весь земной шар.
– «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»? – улыбнулся Кольцов. – Стало быть, пока что «мировой пожар» отменяется?
– Пока. Временно. Так вот о «Бриллиантовой дипломатии». Бриллианты – это деньги. Благодаря бриллиантам, превращенным в деньги, Англия проявляет все большую лояльность к нашей республике. Она заметно уменьшила поставки вооружения белой армии. Многие газеты социал-демократического толка посвящают целые полосы с требованием положить конец войне с Советской Россией. Английское правительство пребывает в нерешительности. Дожмем!
– Взятками? – прямолинейно и не по-доброму спросил Кольцов.
Свердлов ответил не сразу.
– Франция пока все еще безусловно поддерживает Врангеля. А это – продолжающаяся война. Это гибель новых тысяч и тысяч здоровых, трудоспособных людей. Так стоит ли жалеть деньги ради спасения людей, ради мира? Если вам так нравится, называйте это взятками. Мы называем интеллигентнее: «бриллиантовая дипломатия». В этой кровавой схватке с капитализмом мы решительно отказываемся от чистоплюйства. Не мои слова. Ленина. Да, мы везем в Англию, Францию бриллианты, которые не нужны и бесполезны нашим рабочим и крестьянам. Там с помощью преданных нам людей превращаем их в деньги. За деньги покупаем высокопоставленных чиновников, чтобы они оказывали нужное нам влияние на свое правительство. Если хотите, мы пытаемся купить перемирие, мир. Это ведь тоже – товар, умозрительный, условный, но товар. И как всякий товар, он стоит денег. Можно было бы вывозить золото, его у нас очень много. Но, не в пример бриллиантам, оно имеет большой объем и вес. А всякий тяжелый и громоздкий товар привлекает внимание таможенных служб, что нас совершенно не устраивает.
Кольцов с интересом слушал пространную речь Вениамина Михайловича, и теперь он ему стал все больше напоминать брата Якова. Та же убежденность, энергия, напор. И слова его показались Кольцову разумными, и логика безупречная. Все так. И все же его ни на минуту не покидала одна-единственная мысль: «А при чем тут я?». Он так и сказал Свердлову:
– Все, что вы сейчас рассказали, крайне интересно. Но какое отношение имеет все это ко мне?
Вениамин Михайлович словно не услышал вопрос. Он продолжил:
– Переправляя бриллианты за границы Советской России, мы каждый раз очень рискуем. И уже не один раз теряли деньги. Очень большие деньги. Случалось, перевозимые курьерами бриллианты обнаруживали таможенники и, естественно, они уходили в доход чужого, враждебного нам государства. Дважды наших курьеров обворовывали…
Прошелестела портьера, и из внутренних покоев в кабинет впорхнуло (именно, впорхнуло) почти бесплотное изящное создание.
– Боже, какая у вас здесь тоска! Сидят двое милых мужчин и ведут долгую беседу, как я догадываюсь, о каких-то скучных политических материях, – проворковало создание. – Я могу хоть немного отвлечь вас от беседы? Ну, хотя бы чашкой чая?
Кольцов при появлении в кабинете этой воздушной, в развевающихся тонких одеждах, феи вскочил.
Поднялся и Вениамин Михайлович.
– Моя жена… Верочка Делевская, – представил супругу Свердлов, и с гордостью добавил. – Ведущая актриса Художественного театра.
Кольцов не без труда вспомнил правила этикета, которые наравне с военными дисциплинами преподавали в офицерском училище и которые однажды ему очень пригодились – в штабе у генерала Ковалевского. Он слегка прищелкнул каблуками и учтиво склонил голову:
– Очень приятно!
Верочка пристально взглянула на Кольцова и чуть-чуть дольше, чем это принято, задержала на нем свой взгляд. Ровно настолько, чтобы Кольцов почувствовал ее интерес к себе.
– Ты чудо, какая умница, – похвалил жену Вениамин Михайлович. – Это именно то, что нам сейчас надо: по чашке крепкозаваренного горячего чая.
И тотчас же, словно она только и ждала сигнала, молоденькая горничная бесшумно вошла в кабинет, внесла поднос с дымящимся черным чаем в больших «семейных» чашках. Рядом с чашками поставила серебряную сахарницу, хрустальную вазочку с бисквитом, и так же бесшумно удалилась.
