Алексей Пиманов - Александровский cад
Рыжий Васька выпучил глаза:
– Аркадий Семенович, ну за что?! – Его возмущению не было предела.
Учитель сделал в воздухе жест, снимающий все возражения:
– За то самое. Мне нужно, чтобы Шапилина получила свою четверку – законную…
Танька с Лешкой понимающе переглянулись: суровые санкции математика их явно не пугали.
Учитель подошел к окну и, не глядя на класс, добавил:
– Вас, Сталин, это тоже касается.
Василий взял учебники, чернильницу и нехотя поднялся, бубня при этом себе под нос, но так, чтобы все слышали:
– А что Сталин, как что, так сразу Сталин.
– Василий, не дерзите. Казарин, мне 150 раз вам повторять?
Лешка незаметно сделал рукой знак друзьям и покорно пересел на другую парту. Аркадий Семенович краем глаза проследил Лешкин маневр и как бы между прочим спросил:
– Кстати, Казарин, вопрос на засыпку: если мои 150 предупреждений помножить на 340 пререканий Василия, сколько получится?
– Пятьдесят одна тысяча, – не моргнув глазом, ответил Лешка.
Учитель повторил расчеты на листке бумаги и усмехнулся:
– Однако, черт возьми! Никак не могу привыкнуть…
Класс погрузился в работу. Математик сначала внимательно следил за Казариным, но постепенно стал терять бдительность и потихоньку начал клевать носом. Через 20 минут Лешка положил перо в чернильницу, захлопнул тетрадь и поднялся с места. Вслед за ним поднялась и Танька. Они подошли к учительскому столу. Казарин неловким движением задел подругу, и та выронила свою контрольную на пол.
– Прости, пожалуйста, – извинился Лешка и принялся собирать листочки с пола.
Аркадий Семенович проснулся.
– Минуточку! Дайте-ка сюда.
Казарин выпрямился и протянул обе работы. Аркадий Семенович тщательно изучил контрольные, а затем, вздохнув, положил их на стол:
– Я не знаю, как это у вас получается, но имейте в виду, Казарин: вы оказываете Шапилиной медвежью услугу.
Танька попыталась встрять в разговор:
– Аркадий Семенович… Но он устало махнул рукой.
– Идите, Шапилина, идите. Кстати, Казарин, во вторник городская олимпиада. Не забудьте подготовиться.
В классе послышались смешки. Учитель строго постучал указкой по столу и безошибочно установил весельчака:
– А вы, Сталин, пишите, пишите…
За дверями класса Танька радостно захлопала в ладоши:
– Ты – гений! Я скоро сама не смогу разобрать, где мой почерк, а где ты за меня химичишь!
Лешка только хмыкнул в ответ:
– Комсомолка Шапилина, я не гений! Я преступник: помогаю внедрить врага в нашу советскую журналистику.
Танька закатила глаза и, прикинувшись овечкой, затараторила:
– Каюсь, каюсь, каюсь! Но у меня есть оправдание: математика меня не интересует.
Казарин скатился вниз по перилам.
– Тебя ничего не интересует, кроме Орловой и Крючкова, – вздохнул Лешка и протянул руку, чтобы взять Тань-кин портфель. Шапилина насупилась и спрятала портфель за спиной.
– А история?!
Лешка только махнул рукой:
– Ну, разве что история…
Танька, довольная маленькой победой, протянула свой портфель Казарину, и они выбежали на улицу.
Весенняя Москва встретила их гудками машин, криками продавцов и звуками музыки из репродукторов. Завернув за угол школы, Лешка на секунду задержался возле газетного стенда.
– Ну, чего ты там увидел? – недовольно спросила Танька. Лешка пробежал глазами «Вечернюю Москву».
– Представляешь, в Измайловских прудах собираются разводить осетров и севрюг. А возле памятника героям Плевны будут пальмы сажать…
Шапилина глянула через Лешкино плечо на газетный стенд.
– О… «В новом доме на улице Горького открывается «коктейль-холл». А что такое коктейль?
Лешка пожал плечами:
– Черт его знает. Может, там морских коков будут готовить… Ладно, пошли.,
Танька еще с минуту обдумывала сказанное про коктейли и коков, но затем бросила это занятие и побежала за Лешкой.
Глава 2
Танька и Лешка сидели в каморке самого дорогого для них после родителей и, конечно, Сталина человека – Германа Степановича Варфоломеева. Ребятам он казался стариком, хотя, по правде сказать, Варфоломеев приходился ровесником Танькиному отцу. Скорее всего, Германа Степановича дополнительно старила его работа и абсолютное равнодушие ко всему, что творилось за порогом его каморки. Варфоломеев состоял на должности оценщика культурных ценностей Кремля с начала 20-х. Работа, которая была для него смыслом жизни, занимала все время без остатка. При этом Герман Степанович плохо ориентировался в современных реалиях. Вопросы о том, кто такая Роза Люксембург или как расшифровывается ГТО, ставили старика в тупик. Зато о любой серебряной табакерке XVI века, попавшей ему в руки, Герман Степанович мог рассказывать часами. Короче говоря, человеком он был интересным и, можно сказать, необычным. А Таньку и Лешку Варфоломеев любил как своих собственных детей, которых у пего никогда и не было. К нему они могли прибегать в любое время дня и ночи. Его рассказы всегда слушали, открыв рот, а знал Варфоломеев о Кремле, его истории, обитателях и закоулках буквально все.
В этот день ребята слушали легенду о библиотеке Грозного.
– … Зачем монах попытался выкрасть один из старинных манускриптов, теперь уже никто не узнает. – Голос Варфоломеева, как всегда, был мягким и завораживающим. – Только поймали его, и приказал Малюта Скуратов монаха замуровать, причем рядом со спрятанными сундуками с книгами. Плач, а потом и стоны доносились из-за стены еще много дней. А через год спустившийся в подземелье Грозный вдруг вскрикнул, указав сопровождавшим его опричникам на ту самую стену, за которой исчез навсегда монах. По старой кирпичной кладке двигалась тень в капюшоне. Говорят, экзальтированный царь потерял тогда сознание. А когда очнулся, приказал вскрыть могилу. За стеной никого не оказалось. А вскоре монаха увидели еще раз, потом еще. Говорят, последний раз он появлялся в подвалах Кремля перед самой революцией. Напугал до смерти очередных охотников за пропавшей библиотекой царя Ивана.
Старик закончил рассказ, улыбнулся и хитро посмотрел на ребят.
– – Что-то вы, Танка, – он всегда называл Таньку вот так, без мягкого знака, – побледнели. Неужто бросите своего Алешеньку и больше в подвалы за ним не полезете?
Белая краска на щеках Тани сменилась красной.
– Во-первых, он не мой, – ехидно произнесла она. – Он у нас, как известно, гений, а гении принадлежат всему человечеству…
– Танька, прекрати. – Лешка улыбнулся. – Я конечно же гений, это даже не обсуждается… – Он покосился на Таньку, которая о чем-то в этот момент усиленно думала. -…но это ничего не меняет, – продолжил Казарин. – Библиотеку я все равно найду, и никакой монах меня не остановит. Ну а если появится, то я его вежливо так попрошу проводить меня на место. Он-то точно дорогу знает.
