Юлия Андреева - Святы и прокляты
– Турин – это далеко? – услышав, что они вдруг обзавелись отцом, Анна тут же позабыла про боль и уставилась на Рудольфио восхищенными глазами.
– Турин – рядом с Ривали, – коротко пояснил Рудольфио. – И вообще, если нас остановят, говорить буду я. Понятно?
Дети закивали.
В ту ночь они устроились прямо под звездным небом, нарезав ножами веток и травы для ложа и укрыв все это сверху плащами. На вкус Рудольфио, так даже слишком мягко получилось. Что же до детей, то они впервые ночевали не у себя дома, и все происходящее им неизменно нравилось.
На рассвете, новоявленный «отец» проснулся, ощутив сквозь травяную постель стук копыт раньше, чем к ним подъехал небольшой отряд одетых на охотничий манер всадников.
– Может, лучше было бы назваться вашим дедушкой? – запоздало предложил Рудольфио, но дети отрицательно замотали головами. Должно быть, сам молодцеватый вид их спасателя не вязался с образом старика, семенящего с палкой и в выцветшей от времени широкополой шляпе или вечно сидящего перед камином…
– А это что у нас такое? – охотник лет пятидесяти с длинными непривычно свисающими до самого подбородка усами, остановил коня над импровизированным ложем.
– Сеньор, мое имя Рудольфио из Турина, а это мои дети. Мы никого не трогали, не нарушали законов этих мест, разве что переночевали в лесу, так как не нашли постоялого двора.
– Сеньор здесь не я, – старый воин покосился на изящного юношу лет семнадцати, с совершенно белыми вьющимися волосами до пояса, в ярком синем плаще с серебристой броней на груди.
Рудольфио отвесил низкий, но не раболепный поклон:
– Доброе утро, сеньор! Как охота?
– Где твой Турин, а где Амальфи? И где твои лошади? Ты не похож на бродягу, а эти дети явно не выдержат столь долгой дороги.
– Мои дети способны на многое, не стоит их недооценивать, – подбоченился Рудольфио. – Впрочем, ты совершенно прав, и сейчас я собираюсь на место своей новой службы, в Апулию. В замок графа Гансало Манупелло, сына Джентиле Манупелло[2]. – Он сделал паузу, давая возможность приставалам вспомнить, о каком таком графе идет речь, и решить, готовы ли они в случае чего рискнуть здоровьем ради сомнительного удовольствия схлестнуться с не сделавшим ничего предосудительного, прохожим.
– Гансало Манупелло, племянник бывшего сицилийского канцлера Вальтера фон Пальяра? – повернувшись к своему господину, спросил усатый.
– Так тот Пальяра, поди, лет двадцать уже червей в могиле кормит, – пожал плечами юноша. – Меня и на свете еще не было…
– А имя тем не менее помните… – наставительно проскрежетал усатый, делая знаки молодому господину, что, мол, ну их, к лешему: свяжешься с такими, потом вовек не отмоешься.
Рудольфио наблюдал за происходящим, спокойно скрестив руки на груди. Всадников было всего шестеро: среди них – пытающийся выказать себя героем маменькин сынок, который, судя по тому, что за него говорил дядька, возможно, еще совсем неопытен. Хотя, с другой стороны, чем еще заниматься молодому сеньору, как не постигать воинское искусство?
– Зачем понадобилось тащить сопляков в Апулию? Хочешь сказать, всю дорогу пойдете пешком? Меж тем обувка у девочки не подходит для такого путешествия, – юный господин явно высматривал, к чему бы придраться.
– В Апулию я веду их по личному приказу моего графа, а приказы у нас не принято обсуждать, – Рудольфио скорбно вздохнул. – Сказано вести, вот и веду.
– А можешь и не довести! – Юнец озорно и одновременно с тем хищно глянул на Анну. – Вы мне тут все зверье распугали. Видишь, лес пустой!
– Лето жаркое выдалось, вот зверье ближе к воде и ушло.
– Не умничай. Я строг, но справедлив. Вы мне охоту испортили, а я вас поохотиться приглашаю. – Он весело подмигнул слушающему его с открытым ртом Константину.
– Поохотиться – дело хорошее, – Рудольфио тянул время, пытаясь сообразить, что задумал молодой сеньор, в то время, как старый пестун, по всей видимости, уже обо всем догадался и мрачнел с каждым мгновением.
– Вот и хорошо. Какое у вас есть оружие?
– Самое обыкновенное, – Рудольфио с неохотой показал на пояс, где висел короткий меч и заметный кинжал. Метательные ножи были припрятаны у него за голенищами. А в походном мешке кроме собранного в дорогу провианта покоилась удобная веревка с небольшими, но достаточно удобными крючьями и кое-какие другие весьма странные штуки, о которых в этом горном краю, пожалуй, и не слыхивали.
– Сними меч, да и нож тоже давай сюда. Зверю не полагается оружия, – почти пропел юноша.
– Мы не звери! – без разрешения вступил в разговор Константин.
– Ваша милость, зверям полагается иметь крепкие зубы и острые когти, – наклонившись к своему господину, заступился за незнакомцев усатый. – Будет не интересно, если у них не останется возможности сопротивляться.
– Твоя правда, – юноша опустил голову, позволяя светлым, шелковым, как не у всякой девушки, кудрям закрыть его лицо. – И не по-христиански, и не интересно. Все одно, что батюшкиным крестьянкам подол задирать: ты ее мнешь, а она тебе слово сказать боится. Решено, оставь старику и мальчику по ножу. И… – он нежно поглядел на зардевшуюся Анну, – и барышне, что ли, дай, нетяжелый.
– Мы идем на охоту? – Константин переводил удивленный, недоверчивый взгляд с Рудольфио на щедрого незнакомца.
– Сеньор, мы люди его сиятельства графа Гансало Манупелло, – напомнил Рудольфио, – и граф будет недоволен, если со мной или с детьми что-нибудь случится.
– А мы ему не скажем, – обворожительно улыбнулся молодой господин. – Правда ведь, дядька Роже? А? Тела съедят звери, и никаких следов.
– Мы слишком близко к городской стене. Какие звери? – Рудольфио внимательно наблюдал за шестью охотниками, просчитывая свои шансы.
– Тогда придется вас закопать или, лучше, утопить в пруду. Лишнее время, конечно, ну да куда торопиться?
Усач, которого молодой господин назвал Роже, сплюнул, отвернувшись от, казалось, вошедшего во вкус юноши: понял, судя по всему, что не получится разубедить барчонка. Теперь главное, чтобы все прошло быстро, и по возможности, без сторонних глаз.
– Вы станете стрелять в девочку?! – Рудольфио казался потрясенным этим своим открытием, на самом же деле он уже смекнул, что из шести охотников, в случае ближнего боя, реальная угроза может исходить только от усатого дядьки Роже.
Сеньора сопровождал еще юноша в монашеском облачении, по всей видимости – на правах молитвенника или Евангелия, которые так любят таскать с собой странствующие рыцари. Еще два высоких неотесанных парня – судя по внешнему сходству, братья – могли быть псарями (во всяком случае, именно они держали на привязи собак). Жирный, низколобый подросток – возможно, являлся родственником молодого охотника, и тот таскал его за собой из жалости или по приказу маменьки. В общем, ничего чрезмерного. Господь любил убийцу Рудольфио и обычно не отпускал ему сверхсложных испытаний. Хвала Всевышнему! Все эти мысли пролетели в голове Рудольфио в считанные мгновения.
– Девочка, говоришь? Юная фрейлина или даже фаворитка графа Гансало Манупелло? М-да… – молодой господин намотал на палец длинную шелковую прядь своих волос. – Слушай, мадонна, – он криво улыбнулся Анне, неуверенно сжимавшей в руках нож. – Ты когда-нибудь трубила в охотничий рог?
– Дома у батюш… – она осеклась, кинув испуганный взгляд на Рудольфио. – У бабушки, да, сеньор.
– А ну? – господин протянул руку.
Толстый парень торопливо снял с шеи и протянул ему рог.
– Да не мне, горе мое! Прекрасной донне.
Анна послушно приняла рог и набрав в легкие воздуха, изо всей силы дунула. Как ни странно, звук получился вполне сильный.
– У меня вот какое предложение, – наклоняясь к «жертвам», заговорщически начал молодой охотник. – Мы сейчас сыграем в одну игру. Мы – охотники, а вы… – вы звери. Игра начнется с первым ударом колокола на соборе Святого Мартина, это уже скоро. После чего вы двое, – он ткнул пальцем в перчатке в сторону Рудольфио и Константина, – побежите так быстро, как еще не бегали до сего дня. А потом схоронитесь. Мы же выждем четыре раза «Отче наш» и столько же «Верую», которые прочитает мой благочестивый друг Адальберт. После чего начнем охотиться. И вам и нам даётся одно время. Оно закончится, после того как Адальбертушка прочитает «Отче наш» сто раз кряду.
– Мадонна! – Он обернулся к готовой заплакать Анне. – Ты умеешь считать до ста?
– И считать, и писать, – девочка гордо вздернула подбородок.
– Вот и считай. А то монахи – люди увлекающиеся. А как выйдет ровная сотня, тут же труби в рог. Это и будет сигнал к окончанию игры.
– А если она раньше затрубит? – Адальберт спешился и теперь стоял подле девочки.
– Тогда мы вернемся на оставленные позиции, но наших новых друзей уже ни о чем предупреждать не станем.