Магистр ордена Святого Грааля - Дени Эжен
Какой, какой, скажите, более подходящей минуты нам еще ждать. Не боитесь ли, граф, что эдак, ожидаючи погоды у моря, можем прождать и про...ть всё?
P.S. С тем же нарочным высылаю Вам составленный мною проект конституции.
Ваша Светлость!
В последний месяц G. засыпал меня своими нетерпеливыми посланиями. Последнее из них уже оставил без ответа, ибо прописывать ему все тот же набивший нам с ним обоим оскомину рецепт — la retenue et la patience [48] — более нет моей мочи.
Еще менее хватает у меня сил читать его конституционный бред. Конституция сейчас нужна России, как (тут мне передали забавные les mots [49] одного гвардейского офицерика)… как архидиакону Венерина болезнь; надеюсь, Вы в том со мною согласны.
Ныне к заговору причастна, почитай, треть гвардии, а остальные две трети им сочувствуют. Так творятся не заговоры, а революции; это ли нужно сейчас России? Для успешного coup d’etat [50] много и десятерых, но у них должны быть достаточно «толстые эполеты».
Офицериков же с «тонкими эполетами» (грешен!) использую лишь как топливо для разжигания нашего дела. И моими, и Тайной экспедиции усилиями их отлавливают во множестве со всеми жесточайшими для них последствиями. Тем достигаются сразу две цели — увеличивается доверие к моей особе со стороны государя и растет общее недовольство среди офицерского корпуса.
Большинства же «толстых эполет» из числа наших единомышленников нынче вовсе нет в Санкт-Петербурге (один Ваш покорный слуга вынужден вертеться, как Фигаро), оттого они вне всяческих подозрений. Съедутся в самый решающий момент, когда дело окончательно вызреет; тогда-то все и свершится.
Ныне хлопочу о разрешении для Вас вернуться в столицу. Государя уже почти удалось убедить.
Граф В. всей душой с нами, князь N. тоже.
А. пока согласен только на мягкие меры, с условием, что Калигула непременно останется жив. Сколь сие ни наивно, однако до поры всячески его поддерживаю в том. Без его участия все не имеет смысла — ведь не французского же образца и не конституции взамен помазанника Божьего, в самом деле, мы хотим!
Надеюсь воздействовать на А. через франкмасонов, имеющих на него влияние. Думаю, они смогут заверить его в наших мягких намерениях, а то, что они окажутся не столь мягки, можно будет отписать на непредвиденную случайность.
Принимаю также и добавочные меры. С одной стороны, регулярно докладываю А. о наказании офицеров, что вызывает в нем страдания и еще большее недовольство отцом; с другой — сообщаю Калигуле об этом недовольстве сына, и в возникающей меж ними розни сердце А. еще более ожесточается.
Хлопоты могут быть с этим ч…вым Мальтийским орденом, один из рыцарей коего, говорят, обладает даром ясновидения и, как мне докладывали мои люди, узрел в своих видениях тот конец для Урода, каковой мы с Вами предполагаем. Дополнительная беда в том, что оный рыцарь вхож к А., и, окажись он не сдержан на язык, нерешительность в А. может все-таки возобладать. Пока меж ними была лишь одна встреча, и рыцарь покамест ничего опасного, сколь я знаю, не сказал. Но есть опасение, что мистически настроенный А. возжелает и второй встречи, а что там будет — один Господь ведает.
Тут выход один — запечатать этому рыцарю рот теми или иными мерами. Вот на такой случай «тонкие эполеты» вполне пригодны.
Итак, вскорости жду Вас. И заклинаю соблюдать всю мыслимую предосторожность.
Друг мой Матюшкин!
Знаю, и находясь под арестом, ты держишься стоически. Весь полк с тобою! Произведенное над тобой шельмование — не бесчестье тебе, а честь!
Держись, ибо скоро это все лопнет!
— —
…В дуэли с мальтийцем Филановский потерпел конфузию — был ранен в локоть, после чего руку пришлось отнять.
Будем принимать новые меры.
— —
…Историки сказывают, что перед убиением молодого Нерона и сменой его стариком Гальбой в Риме было знамение: скульптурная голова императора вдруг поседела.
А у меня, друг мой, в конюшне совершилось обратное: старый седой мерин вдруг начал рыжеть.
Уж предоставляю тебе судить самому, к чему могло явиться сие знамение.
— —
Любезная Елизавета Кирилловна!
…снова и снова вспоминая о встрече нашей, которую не могу позабыть.
Спешу сообщить, что ныне я уже не капрал, не прапорщик даже, а подпоручик! Вышло даже с перескоком через чин! И все только лишь благодаря верной шпаге моей!
…а как я теперь лейб-гвардии подпоручик, то путь мой в Ваш дом, надеюсь, не заказан теперь, как он был заказан для капрала. И слова их сиятельства, батюшки Вашего касательно моего худородства не столь уж основательны, ибо ныне я, сколь изволите видеть, в случае, обратил на себя внимание самого Государя.
Государь же наш, я слыхал, сказывать изволил, что в Империи нашей все чины и титулы пустяк против Его Высочайшего Внимания.
Да и то сказать, худородство мое не большее чем у графов Орловых, кои получили свое графство тогда же, когда и прадед мой — при государе Петре Великом.
… оттого, Елизавета Кирилловна, испросите, умоляю, отцовского соизволения посетить Ваш дом с самыми наисерьезными…
— —
Ах, maman, простите мне легкомыслие мое! Имела глупость беседовать наедине с одним дураком капралом развлечения ради, а он что-то себе из этого вообразил.
Теперь он к тому же сделался подпоручиком, всячески преследует меня и уже трижды передавал мне записочки с просьбой посетить меня в нашем доме.
Умоляю, скажите á mon pére [51], чтобы велел дурака этого подпоручика на порог не пускать.
Ваше Величество!
По моим наблюдениям, офицеры лейб-гвардии преданы Вам, как не были преданы никогда и никому ранее. Тем становится легче выявить немногочисленных паршивых овец в стаде.
Офицеру Матюшкину, полагаю, следует побыть под арестом три месяца против двух, назначенных ему ранее. Его другу Скоробееву — отмерить такой же срок.
Жду распоряжений Вашего Величества касательно князя Филановского, решившегося, вопреки Высочайшему указу, на дуэлянтство с мальтийским рыцарем, хотя оный Филановский и без того наказан, поскольку в дуэли уже потерял правую руку.
Что полагается князю Криштовскому за его двусмысленные намеки — судить лишь Вам.
Также сообщаю сведения, полученные устно от надворного советника Панасёнкова. В департаменте, возглавляемом тайным советником Южниковым, среди чиновников ходят непозволительные стишки. Осмелился дать распоряжение сам: чинов до XII класса включительно выпороть, прочих — под арест. Панасёнкова жаловать 30 рублями.
