Александр Дюма - Две Дианы
– Знаете ли вы, господин д’Эксмес, – сдержанно заговорила Екатерина Медичи после нескольких минут тяжелого молчания, – знаете ли вы, что я нахожу вас очень смелым, чтобы не сказать наглым! Кто вам говорил о любви, сударь? С чего вы взяли, что готовится покушение на вашу столь пугливую добродетель? Вы нанесли, сударь, тяжкое оскорбление женщине и королеве!
– О, ваше величество, – возразил Габриэль, – поверьте, что мое благоговейное почтение…
– Довольно! – остановила его Екатерина. – Повторяю вам, что вы оскорбили меня. Зачем вы здесь? Что вас привело сюда? Какое мне дело до вашей любви, госпожи де Кастро и всего прочего? Вы пришли ко мне за сведениями? Дурацкий предлог! Вы хотели превратить королеву Франции в орудие подлого дознания, нужного вашей страсти? Это бессмыслица, говорю вам! И еще раз повторяю: это оскорбление.
– Нет, сударыня, – гордо выпрямившись, ответил Габриэль, – встретить честного человека, которому легче причинить вам боль, нежели обмануть, – это не оскорбление.
– Замолчите, сударь! – крикнула Екатерина. – Я приказываю вам замолчать! Счастье ваше, что я не намерена рассказать королю про ваше дерзновенное заблуждение. Но никогда больше не показывайтесь мне на глаза и считайте отныне Екатерину Медичи своим заклятым врагом. Да. Я еще доберусь до вас, будьте в этом уверены, господин д’Эксмес. А теперь – прочь отсюда!
Габриэль поклонился королеве и удалился, не прибавив ни слова.
«Ну, вот и еще враг, – подумал он, оказавшись один. – Иметь своими врагами фаворитку короля и жену короля! А вдобавок, быть может, и самого короля! Пойдем теперь к Диане: пора. И дай бог уйти от нее не с таким тяжелым сердцем, с каким ушел я от этих двух дьяволиц!»
XVI. Возлюбленный или брат?
Когда Жасента ввела Габриэля в комнату Дианы де Кастро, которая по праву узаконенной дочери короля жила в Лувре, Диана в простодушном девическом порыве бросилась ему навстречу, нисколько не скрывая своей радости. Она подставила Габриэлю для поцелуя лоб, но он только пожал ей руку.
– Наконец-то, Габриэль! С каким нетерпением я ждала вас, мой друг! Последние часы я не знала, с кем поделиться радостью, переполнявшей меня. Я говорила сама с собою, смеялась своим мыслям, безумствовала… Но вот и вы, Габриэль!.. Но что с вами, мой друг? Почему у вас такой холодный, серьезный, замкнутый вид? Разве так нужно выражать свою любовь ко мне? Разве так подобает вам выказывать признательность моему отцу?
– Вашему отцу?.. Да, поговорим о вашем отце, Диана… А что до моей сдержанности, то такова моя привычка – с суровым лицом встречать удачу, ибо я отношусь к ее дарам весьма недоверчиво. Я не слишком избалован ею и на собственном опыте узнал, как много горя таят ее милости!
– Не знала я, Габриэль, что вы такой философ и такой неудачник, – досадливо пошутила девушка. – Но вы сказали, что хотите говорить о короле. Это будет лучше! Как он добр и великодушен, Габриэль!
– Да? Он вас очень любит, Диана?
– Очень!..
«Удивительно! – подумал виконт д’Эксмес. – Он, может, считает ее своей дочерью…»
– Одно лишь меня удивляет, – сказал он вслух. – Как это он ухитрился целых двенадцать лет не видеть вас и держать вас вдали от себя, в Вимутье, в заброшенности и безвестности? Вы никогда, Диана, не спрашивали отца о причине прежнего, столь странного равнодушия к вам?
– О, это не он, не он был ко мне равнодушен!
– Но в таком случае кто же?
– Кто же, как не госпожа Диана де Пуатье, так называемая моя мать?
– Почему же она мирилась с сознанием, что вы покинуты, Диана? Чего ей приходилось опасаться? Муж ее умер… Отец умер…
– Разумеется, Габриэль, – сказала Диана, – и мне трудно, чтобы не сказать – невозможно, найти оправдание этой странной гордости, под влиянием которой госпожа де Валантинуа никогда не соглашалась официально признать меня своим ребенком. Вы, видимо, не знаете многого. Сперва она добилась у короля согласия на то, чтобы утаили мое рождение. На мое возвращение ко двору она согласилась только по настоянию и чуть ли не по приказу короля. Она даже не пожелала назваться матерью в акте о моем узаконении. Я на это не жалуюсь, Габриэль: ведь если бы не эта странная гордость, я бы с вами не познакомилась. Но меня все же не раз огорчала ее неприязнь ко мне.
«Неприязнь, которая, быть может, не что иное, как угрызение совести, – подумал с отчаянием Габриэль. – Она обманывала короля, но обманывала с оглядкой, пребывая в вечном страхе».
– Но что волнует вас, мой друг? – спросила Диана. – Почему задаете вы мне все эти вопросы?
– Просто так, Диана… Сомнение моего беспокойного ума… Но вы не волнуйтесь, Диана. Если мать относится к вам холодно и чуть ли не враждебно, то отец вполне искупает своею нежностью холодность матери, Диана. Ведь при появлении короля вам, должно быть, становится легко, ибо сердце ваше чует в нем истинного отца.
– О, конечно! – ответила Диана. – И в первый же день, когда я увидела его, такого ласкового, такого доброго, я сразу же почувствовала к нему сердечное влечение. Я с ним предупредительна и нежна не из расчета, а по какому-то внутреннему наитию. Не будь он королем, я бы не меньше любила его: он же мой отец.
– В таких вещах чувство не обманывает никогда! – восторженно воскликнул Габриэль. – Моя Диана! Дорогая! Как хорошо, что вы так любите своего отца и чувствуете в его присутствии радостное волнение! Эта трогательная дочерняя любовь делает вам честь, Диана.
– И хорошо, что вы ее понимаете и одобряете, мой друг, – сказала Диана. – Но теперь поговорим немного и о себе, о нашей любви. Знаете, Габриэль, сегодня отец снова мне сказал: «Дорогое дитя, будь счастлива! Твое счастье осчастливит и меня!» Итак, сударь мой, уплатив долг признательности, не будем забывать и самих себя.
– Это верно, – задумчиво протянул Габриэль, – да, это верно… Что ж, заглянем в наши сердца и посмотрим, что в них творится. Откроем их друг другу.
– В добрый час! – ответила Диана. – Это будет просто чудесно!
– Да, чудесно… – печально повторил Габриэль. – Скажите, Диана, какое у вас чувство ко мне? Оно слабее, чем к отцу?
– Гадкий ревнивец! – воскликнула Диана. – Знайте же: это чувство совсем другое. Во всяком случае, его трудно объяснить. Когда государь передо мною, я спокойна, сердце бьется не сильнее обычного… А когда я вижу вас… страшное смущение, несущее мне муку и радость, разливается по всему моему существу. Счастье быть с вами…
– Замолчи, замолчи же! – вскричал Габриэль вне себя. – Да, ты любишь меня, и поэтому мне страшно…
