Мишель Зевако - Последняя схватка
— Прекрасно, монсеньор! — воскликнул Роспиньяк.
— Вот что ты сделаешь… — начал Кончини, знаком подзывая лейтенантов. — Слушайте внимательно, господа: здесь, в Лувре, ничего не предпринимать. Настроение короля таково, что это может выйти нам боком. Надо пропустить этих мерзавцев… А дальше у них только два пути: или налево — по улице Сент-Оноре, или направо — по набережной. Итак, Роспиньяк, беги в мой особняк. Это, слава Богу, совсем рядом. Соберешь всех наших людей, включая и Стокко с его молодчиками. Солдат поставишь на улице Сент-Оноре, Стокко последует за ними, и они окажутся меж двух огней. Но нападать Стокко не будет, пока они не доберутся до самой улицы. А тогда уж им не уйти.
— Понятно, монсеньор. — возликовал Роспиньяк, — а если они направятся к пристани, за ними пойдут мои люди, и этим подлецам опять никуда не деться.
— Все предусмотрено, — самодовольно заявил Кончини, согласно кивнув головой. — Вы, Лувиньяк, и вы, Роктай, останетесь сейчас в передней и проследите за тем, как эта парочка будет покидать Лувр. — Маршал секунду помолчал, а потом предупредил: — Никаких стычек! Смотрите у меня, чтобы все было тихо!
— А если они сами начнут задираться, монсеньор? — спросил один из лейтенантов.
— Отойдите в сторону, — властно отрезал Кончини. — Впрочем, у вас будет на то веская причина: в королевском дворце не дерутся. Проследите, куда они направятся, и скрытно последуйте за ними. Если вдруг они не захотят воспользоваться парадным входом, выясните, к каким дверям они двинулись. И бегом — один к Роспиньяку, другой — к Стокко. Все понятно, да? Ступайте, господа. — И маршал обратился к капитану своей гвардии. — Роспиньяк, когда расставишь людей, вернешься ко мне и доложишь: я тоже хочу быть на улице Сент-Оноре.
— Вы увидите меня через несколько минут, — заверил своего господина Роспиньяк.
— Да, чуть не забыл, а это важно, — встрепенулся Кончини. — Их уже не надо брать живыми. Прикончите негодяев на месте и убедитесь, что они действительно мертвы! Вы разочарованы, мои славные волчата?.. Понимаю… Я тоже вне себя, porco Dio! — ругнулся фаворит. — Довольствоваться такой жалкой местью! Но делать нечего: меня очень беспокоит отношение короля. Я не хочу больше рисковать. Что же, не будьте требовательнее меня, господа. Рубите, колите, топчите, давите без всякой пощады. Забейте их насмерть! Ну. ступайте и не теряйте времени даром.
И Кончини быстро вернулся в зал, где занял свое место возле королевы-регентши.
Заранее зевая от скуки, Роктай и Лувиньяк приготовились томиться на посту в передней.
Роспиньяк с Лонгвалем и Эйно устремились к особняку Кончини. Там Роспиньяк быстро созвал своих людей и предупредил Стокко, у которого всегда было под рукой достаточно бандитов с большой дороги, за деньги готовых на все. Услугами этих головорезов пользовались то Кончини, то Леонора. Стокко мигом собрал человек двадцать и отправился с ними на указанное место.
А Роспиньяк в это время вел солдат на улицу Сент-Оноре. В отряде было больше сорока человек, включая командиров. Пылая ненавистью, Роспиньяк позаботился обо всем и даже нашел способ исправить допущенную хозяином ошибку, из-за которой мог провалиться весь план.
Капитан вовремя вспомнил, что почти напротив входа в Лувр начинается улица Пти-Бурбон. Она вливается в улицу Пули, потом сворачивает направо и под тем же именем Пти-Бурбон доходит до набережной Эколь. И это еще не все. Почти рядом с тем местом, где Пти-Бурбон меняла название на Пули, начинается улица Фоссе-Сен-Жермен. Пардальян и Вальвер — люди, на которых охотились головорезы Кончини, — вполне могли двинуться из Лувра к улице Пти-Бурбон. По ней они шли бы до набережной Эколь или попали бы на улицу Пули, миновав все засады и заслоны. А если бы граф и шевалье направились к улице Фоссе-Сен-Жермен, это было бы для них еще лучше, потому что по ней они могли бы выбраться на улицу Сен-Дени,
Роспиньяк прикинул все это в уме. И исправил оплошность Кончини, поставив около улочки Пти-Бурбон двух молодцов, которые должны были подать сигнал, если бы заметили, что добыча ускользает именно этим путем.
Минут за пятнадцать Роспиньяк устроил потрясающую западню, из которой не вырвался бы и сказочный великан, не говоря уже о двух простых смертных, которых звали Пардальян и Вальвер.
Убедившись, что все в порядке, охваченный кровожадной радостью Роспиньяк вернулся в Лувр и поспешил в тронный зал, чтобы доложить хозяину об исполнении приказа. Случаю было угодно, чтобы Роспиньяк вошел именно через ту дверь, возле которой переминался с ноги на ногу Одэ де Вальвер, с нетерпением ожидая, когда же закончится разговор между Пардальяном к королем.
Настроение у Вальвера было прескверным: он так и не увидел свою любимую Флоранс, а ведь только за этим граф и явился в Лувр.
Ему так хотелось встретиться с ней, что, когда он собирался во дворец, эта надежда незаметно переросла в уверенность: да, черт побери, он увидит Флоранс к поговорит с ней. Если бы Одэ хоть немного подумал, то сразу понял бы, что для таких надежд нет никаких оснований. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить: королева, а если не ока, так семейство Кончини будет держать Флоранс взаперти и позаботится, чтобы никто не пронюхал, где она находится.
Да, если бы Одэ пораскинул мозгами, ему давно все стало бы ясно и он нее был бы так жестоко обманут своих ожиданиях и не погрузился бы сейчас в пучину мрачного отчаяния. Вот только где это видано, чтобы влюбленные рассуждали здраво? Вальвер же не только не рассуждал, ко еще и распалял себя призрачными надеждами. Тем ужаснее оказалось разочарование.
В довершение всего старый друг Вальвера Пардальян беседовал с королем. А шевалье был единственным человеком в этой блестящей толпе, с которым можно было поделиться горем, поговорить о возлюбленной… Но сейчас Одэ не мог излить Пардальяну душу — и это обстоятельство окончательно добило графа.
Однако Вальвер взял себя в руки, рассчитывая, что шевалье быстро освободится. И восторженно приветствовал короля, о чем мы уже знаем. Милостивое внимание монарха несколько утешило Одэ. Но, к несчастью, аудиенция, которую Людовик XIII на глазах у всего двора дал Пардальяну, изрядно затянулась. Вальвер снова помрачнел и постепенно впал в беспросветное отчаяние. Внутри у графа все клокотало, ему необходимо было выплеснуть свои чувства…
И тут вошел Роспиньяк. Погруженный в сладостные мечты о предстоящей расправе, он просто не заметил Вальвера, А вот тот-то его не упустил, Одэ забыл обо всем на свете — о своем горе, о том, где он находится и кто его окружает… Граф не думал больше— ни о короле, ни о Пардальяне. В мозгу Вальвера крутилась одна мысль.
