Роберт Сервис - Аргонавты 98-го года. Скиталец
Мы не осуждали его. В эти безумные дни упорной гонки и золотой лихорадки человеческая жизнь стоила немного. Еще один «пловец», замечал кто-нибудь и хладнокровно удалялся. Равнодушие к смерти, носившее почти средневековый характер, было в воздухе, и друзья покойного торопились еще больше других, обогатившись его припасами. Все это было мне странно, ново и чуждо. Жизнь срывала свои покровы, обнажая себялюбие и алчность.
На следующее утро тело было найдено — жалкая, бесформенная, нелепая масса с совершенно раздавленным черепом. Мои мысли вернулись к миловидной девушке, которая так горько плакала, расставаясь с ним. Может быть теперь она думала о нем, мечтая о его возвращении, представляя себе блеск торжества в его ребяческих глазах. Сначала она будет ждать и надеяться, потом она станет ждать и отчаиваться. Потом это будет уже другая бледнолицая женщина, которая скажет: «Он отправился в Клондайк и больше не вернулся. Мы не знаем, что стало с ним». Воистину, путь к золоту был безжалостен.
Берна была со мной, когда его хоронили.
— Бедный мальчик, бедный мальчик, — повторяла она.
Ящик из неотесанных плохо сколоченных досок заменил гроб. Люди собирались опустить его в могилу на крышку другого гроба. Я воспротивился так решительно, что они начали копать новую могилу. Берна была очень расстроена и, увидев этот грубый, бесформенный гроб, не выдержала и горько заплакала. Наконец, она осушила слезы и, взглянув на меня просветлевшим взглядом, попросила немного подождать, пока она вернется. Вскоре она возвратилась, держа в руке кусок черного сатина. Когда она начала кроить его ножницами, я заметил в куске глубокие складки. К тому же щеки ее ярко вспыхнули, встретив удивленный взгляд, которым я окинул ее значительно сузившееся платье. Потом она принялась натягивать и прилаживать черную материю на гроб.
Люди закончили новую могилу. Она имело всего три фута глубины, но выступившая вода помешала им рыть глубже. Когда мы опустили гроб в яму, он выглядел совсем прилично со своей черной покрышкой. Он держался на воде, но после нескольких брошенных комьев земли опустился с сильным бульканьем. Казалось, будто мертвец негодует на свои жалкие похороны. Мы увидели, как могильщики сбросили еще несколько лопат земли и ушли, насвистывая. Бедная маленькая Берна! Она все еще плакала. Наконец, она сказала:
— Нарвем цветов. — Из шиповника она смастерила крест и венок, и мы с благоговением возложили их на кучу грязи, которая обозначала могилу банковского клерка.
О, жалкая ирония всего этого!
ГЛАВА XV
Вскоре я узнал, что мы с Берной должны расстаться, и спустя две ночи это случилось. Было еще совсем светло, хотя время приближалось к полуночи, и весь лагерь был на ногах. Мы сидели, я помню, у реки, несколько в стороне от лодок. На том месте, где село солнце, небо казалось подернутым вуалью восхитительного зеленого цвета, и в его прозрачном освещении лицо ее было полно нежной прелести и похоже на грезу. Печальный ветер прошумел в дрожащих ивах, и глубокая печаль охватила девушку. Все счастье немногих миновавших дней, казалось, отлетело от нее, унося с собой надежды. Когда она сидела так, молча стиснув руки, казалось, будто тени, рассеявшиеся немного, вновь охватили ее еще большей печалью.
— Скажите мне, Берна, что вас тревожит?
Она покачала головой, глаза ее были расширены, как будто она старалась прочесть будущее.
— Ничего, — она говорила почти шепотом.
— Нет, я знаю, что-то есть, скажите мне. — Она опять покачала головой. — В чем дело, мой маленький друг?
— Это ничего, это только моя глупость. Если я расскажу вам, мне это нисколько не поможет. И потом это пустяки. Вы не обратите даже внимания на такие глупости.
— Все же вы должны сказать мне, Берна. Я буду мучиться, если вы не сделаете этого.
Она еще раз отказалась. Я ласково настаивал, я уговаривал, я умолял. Она очень упрямилась, но, наконец, согласилась.
— Хорошо, если я должна, — сказала она. — Но это все так низко, так подло. Я ненавижу себя, я презираю себя, за то, что мне нужно сказать вам это.
Она нервно мяла пальцами тонкий платочек.
— Вы заметили, как мадам Винкельштейн была мила со мной последнее время. Она покупала мне новые платья, дарила безделушки. Так вот, на это есть причина. Она имеет на примете мужа для меня.
Я вскрикнул от удивленья.
— Да, вы знаете, она нарочно позволяет нам гулять вдвоем, чтобы привлечь его. О, разве вы не заметили? Неужели вы ничего не подозревали? Вы не знаете, как горячо они ненавидят вас.
Я закусил губу.
— Кто этот мужчина?
— Джек Локасто. — Я вздрогнул.
— Вы слышали о нем? — спросила она. — У него есть в Бонанце участок в миллион долларов.
Слышал ли я о нем? Кто не слыхал о Черном Джеке, его необыкновенной игре в покер, его метеорическом возвышении, его театральных выходках.
— Конечно, он женат, — продолжала она, — но это не имеет значения здесь. На это существует такой обряд, как клондайкская свадьба, и говорят, что он очень щедр со своими оставленными любов…
— Берна, — прервал я ее гневно и раздраженно. — Никогда не произносите при мне этого слова. Один звук его есть уже осквернение.
Она рассмеялась резко и горько.
— Что такое вся жизнь, как не осквернение? Во всяком случае, он хочет меня.
— Но вы не согласитесь на это, наверно не согласитесь?
Она порывисто повернулась ко мне.
— За кого вы принимаете меня? Я думала, что вы немного лучше меня знаете. О, вы заставляете меня почти ненавидеть вас.
Внезапно она прижала платочек к глазам и начала судорожно всхлипывать. Напрасно я старался успокоить ее шепча:
— О, дорогая моя, расскажите мне все это, я так огорчен, девочка, так огорчен.
Она перестала плакать и продолжала горячо и взволнованно:
Он приходил в ресторан в Беннете и смотрел на меня, не отрываясь, его глаза всегда следили за мной. Мне было страшно, и я дрожала, прислуживая ему. Ему нравилось, что я дрожу, он чувствовал в этом свою силу. Затем он начал делать мне подарки: бриллиантовое кольцо и медальон в форме сердечка. Дорогие подарки. Я хотела возвратить их, но она не позволила мне, отняла их и спрятала. Потом у него с ней начались длинные разговоры. Я знаю, что они говорили обо мне. Вот почему я пришла к вам в ту ночь и просила вас жениться на мне — спасти меня от него. Теперь все идет хуже и хуже с каждым днем. Сеть стягивается вокруг меня, несмотря на мои усилия.
— Но он не может овладеть вами против вашей воли! — воскликнул я.
— Нет, нет, но он ни за что не откажется от меня. Он будет преследовать, пока я стану сопротивляться. Я приятна ему только как забава и препровождение времени. Говорят, что он всегда добивается своего там, где замешана женщина. Я не могу передать вам, как я боюсь его. Он властный и безжалостный. В его улыбке холодное презрительное приказание. Его ненавидишь, но ему повинуешься.
