Морис Леблан - Графиня Калиостро
— Чем вы можете это подтвердить? — прорычал Боманьян с неузнаваемо изменившимся лицом.
— Я был там, спрятавшись в амбразуре башни, над вашими головами.
— Быть этого не может, — прошептал Боманьян. — Если бы все происходило так, как вы говорите, вы бы попытались вмешаться, спасти ее.
— Спасти, но от чего? — с невинным видом спросил Рауль. — Ведь ей грозило всего лишь заточение в лечебнице для душевнобольных. По крайней мере, так я думал. И покинул свой наблюдательный пункт, как только судилище закончилось, а его участники разошлись. Я спустился к берегу, взял лодку и вечером вышел на ней в море, чтобы предупредить капитана английской шхуны о готовящемся злодеянии. И эта моя ошибка стоила жизни несчастной! Слишком поздно я раскусил ваш гнусный обман, слишком поздно понял, что лодку с ней вы утопили.
Трое заговорщиков с явным страхом внимали словам юноши. Бенто отодвинул стул, стоявший между ним и Раулем, Годфруа д'Этиг с искаженным лицом ждал сигнала Боманьяна, чтобы выхватить револьвер. Но Боманьян не спешил. Он проговорил:
— Повторяю, сударь, вы не должны были вмешиваться в чужие дела. Но меня изумляет другое: зачем вы пришли сюда, подталкивать нас к решительным действиям? Это ли не безумие?
— А почему бы мне не прийти к вам? — Голос Рауля был совершенно спокоен.
— Но ведь ваша жизнь целиком в нашей власти.
— Вы ошибаетесь: я ничем не рискую.
— Вы так уверены?
— Конечно. Решись вы убить меня, часом позже всех вас арестуют.
— В самом деле?
— Даю вам слово. Сейчас пять минут пятого. Один из моих друзей прогуливается рядом с полицейским управлением. Если без четверти шесть я не предстану перед ним живым и невредимым, начальник уголовной полиции немедленно будет извещен о постигшей меня судьбе.
— Пустые угрозы! — вскричал Боманьян. — Я пользуюсь достаточно прочной репутацией, и стоит вашему другу назвать мое имя, ему в лицо рассмеются.
— Нет, его внимательно выслушают…
Боманьян сделал незаметное движение головой в сторону Годфруа. Рауль понял, что за этим последует.
— Еще одно слово! — торопливо сказал он.
— Говорите, — буркнул Боманьян. — Но это должны быть серьезные, обдуманные слова, а не голословные нападки. Вы должны доказать, что мы не тратим время даром на бесплодные препирательства с вами. Иначе…
— Вот что я вам скажу: сейчас же отдайте мне семь колец. Или же…
— Что произойдет тогда?
— Мой друг передаст полиции письмо, которое вы прислали барону д'Этиг. В нем вы подробно излагаете план расправы с Жозефиной Бальзамо.
Боманьян расхохотался:
— Ах да, припоминаю… Вы уверяете, что это письмо попало к вам? К несчастью для вас, барон вернул его мне в самом начале нашего собрания.
— Это была копия. Оригинал остался в моих руках, его-то и передадут полиции.
Заговорщики, тесно окружившие Рауля, в страхе расступились. На свирепых лицах кузенов появились страх и растерянность. Рауль подумал, что, хотя до схватки дело не дошло, сражение уже выиграно. Несколько ловких приемов, обманных ударов — и Боманьян отступил.
Он подошел к письменному столу, достал из ящика семь колец, спросил:
— Но где гарантия, что вы в будущем не используете это письмо против нас?
— Мое честное слово, сударь!… Полагаю, вы, со своей стороны, не упустите случая разделаться со мной.
— В этом можете не сомневаться, — произнес Боманьян, едва сдерживая бешенство.
Рауль трепещущими руками взял кольца. На внутреннем ободке каждого из них было выгравировано название одного из аббатств: «Фекан», «Сен-Бадрий», «Жюмьеж», «Вальмон», «Крюше-ле-Валасс», «Монтивилье», «Сен-Жорж-де-Бошервиль».
Боманьян приблизился к Раулю:
— Я хочу сделать вам одно предложение. Вам известно, чего мы добились. Вы точно знаете, кто мы и чего ищем. Вы, очевидно, догадываетесь, что мы недалеки от цели.
— Наверное, так и есть, — согласился Рауль.
— В таком случае, не сочтете ли вы возможным — я говорю вполне искренне — присоединиться к нам?
— На тех же условиях, что и остальные ваши друзья?
— Нет, на равных со мною условиях!
Это было чертовски соблазнительное предложение! Рауль мог быть польщенным оказанной ему честью. Очень может быть, что он согласился бы стать союзником Боманьяна, если бы… если бы не Жозефина Бальзамо. Между нею и Боманьяном любое соглашение было исключено.
— Благодарю вас, но я вынужден отказаться, — ответил Рауль.
— Значит, враги?
— Нет, сударь: соперники.
— Вы враг, — повторил Боманьян, — и в этом качестве…
— Заслуживаю того, чтобы со мной поступили, как с графиней Калиостро, — прервал его Рауль.
— Сударь, вам должно быть ясно, что величие нашей цели иногда оправдывает и даже предполагает своеобразные средства…
— Прощайте.
В дверях возник слуга.
— Проводите этого господина, — бросил ему Боманьян.
На прощанье Рауль отвесил три небрежных поклона, вышел в коридор, но вдруг обратился к старому слуге:
— Подождите минутку.
Он стремительным шагом вернулся в кабинет Боманьяна и остановился на пороге:
— Кстати, сделаю признание, которое возвратит вам былое душевное спокойствие. Я не снял копии с вашего письма, у моего друга нет оригинала. И последнее: никто не прогуливается возле полицейского управления. Спите спокойно, господа, и до свидания!
С этими словами он захлопнул дверь перед самым носом Боманьяна и выскочил на улицу прежде, чем хозяин дома успел предупредить слугу. Было выиграно и второе сражение!
В фиакре, выглядывая из окошка, его ждала Жозефина Бальзамо.
— На вокзал Сен-Лазар! — приказал кучеру Рауль. Он вскочил в экипаж, трепеща от радости, и торжествующе заговорил:
— Готово, любовь моя, семь названий аббатств — у меня в руках. Вот, возьми список.
— Расскажи, как это было.
— Две победы в один день! И какие победы! Оказывается, вертеть людьми очень легко: немного отваги, немного воображения, логика, сильная воля — враг повержен! И все препятствия рушатся! Боманьян, конечно, хитер, но проиграл и он. У тебя отличный вкус, графиня Калиостро, ты сделала правильный выбор. Два первоклассных мастера интриги разгромлены в пух и прах простым школяром! Как тебе это нравится, Жозина? — Он на секунду остановился. — Ты сердишься на меня?
— Нет-нет, — ответила она с улыбкой.
— Разве ты не в восторге от всей этой истории?
— Ах, не спрашивай меня! Не надо лишний раз уязвлять мою гордость. Но на тебя невозможно сердиться, в тебе есть нечто обезоруживающее.
— Жозина, я охвачен страстью к приключениям, ко всему необычайному, диковинному… Мы победим, можешь мне поверить!
