Кирилл Кириллов - Афанасий Никитин. Время сильных людей
Афанасий изумленно покачал головой — ну Мишка, ну голова!
— А тут вот что? — Он ткнул пальцем в пустое место на карте.
— Вот этого я не понял. — Михаил почесал веточкой себе за ухом.
— Комнаты тут быть не могет, места мало. Коридору идти тоже некуда. Может, кладовки какие, подклети[28] или слугам жилье обустроили.
— А нам туда надо?
— Нет, нам не туда, нам как раз вверх. Думаю, тут опочивальня шаха, самая лучшая комната, — опередил Михаил вопрос Афанасия. — А рядом сокровищницу обычно обустраивают.
— Сокровищницу?
— Не думаешь же ты, что шах, как босяк последний, без денег путешествует? А там же обычно всякие снадобья хранят. От хворей да сглазов. И специи. Знаешь, сколько щепотка перца в Твери стоит?
— Знаю, — кивнул Афанасий. — Только не нравится мне это.
— Я ж тебя силком не тяну, — надул губу Михаил. — Сам слазаю, сам добуду богатства, сам домой отправлюсь. А ты можешь тут счастья искать.
— Да ладно, Мишка, чего ты? — пробормотал Афанасий.
— Так идешь со мной? — Михаил мигом сменил тон. Закричал так громко, что нищие, успевшие обглодать крысу до белых косточек, оглянулись. Но вроде ни слова не поняли.
— Ну, не знаю я, — опустил голову Афанасий. — Боязно что-то. Да и не делал я такого никогда.
— И это говорит человек, который полмира пешком прошел! От разбойников дрыном отбивался. В лесах медвежьих и болотах кикиморьих ночевал. С татарами на воде смертным боем бился… Афоня, я тебя не понимаю, — развел руками Михаил.
— Ладно, пойдем, чего там, — без всякой охоты согласился Афанасий.
— Вот и славно. А то без тебя у меня не получится.
— Ты что ж, план уже набросал?
— Есть такое дело. Смотри. — Михаил повел веточкой по рисунку. — Вот тут мы подходим к стене, тут она низкая и вытертая какая-то, наверное лазали уже через нее не раз.
— Кто лазал-то?
— Да бог их знает. Может, слуги домой сбегали по ночам, а может, и стражники приезжие в город, по бабам. Не в том суть. Главное, что раз они там лазали, значит, дозоры того места тоже не видят. Или так ходят, что можно проскочить. Единственная беда — стражник на крыше, но тут уж как повезет.
— А как мы через стену переберемся?
— Вот для этого ты мне и нужен. Сила твоя молодецкая. Ты меня подсаживаешь, я забираюсь, привязываю веревку и помогаю тебе влезть.
— А будет к чему веревку привязать?
— Как не быть, если они там лазают. Обязательно будет. Потом залезаешь ты и мы по стене добираемся вот досюда. Тут окно для ветра. Рамы нет. Узковато, но пролезть можно. Да, доску надо какую захватить.
— Погоди, где в этом краю доску-то взять? Глина одна везде.
— Того не знаю, подумаем еще до ночи. Может, палку крепкую сыщем али жердину выломаем.
— А может, копье? — предложил Афанасий.
— Именно — копье. Оно и крепости достаточной, и длины подходящей.
— А где возьмем? Денег-то у нас немного, хватит ли?
— После такого дела богатства у нас будет хоть отбавляй. А можно и не покупать, отобрать просто у лавочника какого, а то и у стражника.
— Так он и отдал, — хмыкнул Афанасий.
— Ежели ты ему по маковке кулаком приложишь, то и спрашивать не надо. Решили — копье за тобой.
— Слушай, это уж форменный разбой — на стражников нападать.
— Что делать, Афоня? Что делать? — развел руками Михаил. — Против главного-то грех невеликий, отмолим как-нибудь.
— А вот странно. Мы грешники, потому что грешим, или грешим, потому что грешники?
— Чего?! — Михаил непонимающе уставился на друга.
— Ну, вот когда человек грешит, это потому, что он от Бога такой, от рождения, от первородного греха, али науськивает его тот, о ком не говорят, али по собственной воле?
— Тебя в православие крестили? — спросил Михаил.
— А как же? — удивился Афанасий. — Конечно, в колыбели еще. Вот крест. — Он выпростал из-под рубахи нательный крест с ладанкой на смоленом гайтане.[29]
— Тоже мне, — хмыкнул Михаил. — Крещеный, а зачем, почему, не знаешь. Да не маши на меня руками, почти никто не знает, хотя верующие такие, аж елей по рожам течет. Слушай и на ус мотай. Крещение тебя освобождает от греха первородного. И после этого сам выбираешь, какой жизнью жить — греховной или праведной. И потом за этот выбор с тебя спрос будет.
— Понятно. А почему ж в младенчестве тогда крестят, а не перед смертью?
— Потому что на младенце, кроме первородного, иных грехов нет. А ты хочешь всю жизнь грешить, а потом на смертном одре крещение принять и чтоб все списалось? Не, братец, за чужие грехи тебя простят, а вот со своими изволь сам разбираться.
— И откель ты все это знаешь? — удивился Афанасий.
— После дела одного пришлось в Кирилло-Белозерском монастыре обретаться. Долго, год, почитай. Был там в те времена монах один, Нилом[30] кличут. Очень грамотный человек. Часто мы с ним о богословии беседовали. Вот, под нахватался всякого. И не только богословского.
— А чего еще у монаха, кроме богословского, узнать-то можно?
— Он и по Востоку путешествия совершал. В Палестине бывал, в Константинополе, на Афоне долго прожил. У тамошних монахов многие знания почерпнул. И с людьми делится до сих пор, свой монастырь основал.
— Вот ты откуда Восток так хорошо знаешь.
— Не только от Нила, честно скажу, но от него в большей мере. Многое он мне объяснил про места сии. Ладно, не время сейчас воспоминаниям предаваться. Значит, решили? Сегодня ночью идем?
— Угу, идем, — согласился Афанасий.
— Тебе задача — копье добыть, а я еще раз вокруг дворца пройдусь, может, что новое вызнаю, — подытожил Михаил.
— Да где ж я его возьму? — всплеснул руками Афанасий.
— То мне неведомо. Как-нибудь расстарайся ужо, — сказал Михаил, поднялся на ноги и направился в сторону дворца.
Афанасий тоже поднялся и уныло побрел по пыльной дороге в город. Извилистыми улочками спустился почти до моря, поглядывая вокруг, не сыщется ли деревца, которое можно завалить и обстругать. Но таких не сыскалось. Деревца тут все сплошь были низкими и раскидистыми, больше похожими на кустарники.
Он прошелся вдоль пристани, высматривая, не ищет ли кто из купцов работников на погрузку-разгрузку. Сунулся было с толпой местных босяков, но те посмотрели на него так, что Афанасий счел за лучшее убраться. Зарежут еще! Подумал было стянуть весло или багор, но просто так их не валялось нигде, а на чужое судно лезть — еще быстрее прирежут, ироды. И купить не на что.
Несолоно хлебавши он направился обратно в город, присматриваясь к заборам и постройкам. Вот почему их арба ушла на базаре за такую немыслимую по русским меркам цену. Дерева на ее постройку не жалели, даже колеса целиком были сделаны из ясеня или вяза. А оно ценится в безлесных землях, где все, что можно, из глины да соломы. И даже печки ишачьим пометом, с травой смешанным,[31] топят. Да и дома из него делают. Знать бы, как обернется, оторвал бы перед продажей оглоблю.
