Джордж Вит-Мелвилл - Гладиаторы
— Я не хочу ни под каким предлогом, чтобы ты дурно думала обо мне, — горячо отвечал он. — Выслушай меня, Мариамна: я сделался военным пленником и вместе с сотней моих соплеменников приведен сюда. Мы были выставлены на рынке, как животные, и, как зверей, нас раскупили поодиночке знатоки человеческого скота. Кай Люций Лициний купил меня ценой пары быков или упряжных лошадей. Я был куплен и продан, как животное, и приведен в дом своего нового господина!
Огорчение его было тем тяжелее, что он долгое время таил его в себе, однако он сдержал и подавил негодование, поднимавшееся в его сердце. Это было первое ухо, охотно склонявшееся к тому, чтобы выслушать рассказ о его несчастиях, и сильно было искушение излить свою душу перед таким внимательным и сочувствующим слушателем. Но нужно отдать ему справедливость: он не удовлетворил своего желания. С детства он знал, что жаловаться свойственно людям слабым и детям, и, будучи мужчиной, не забыл уроков детства.
А нежный голос снова говорил ему слова утешения.
— Ведь он добр, — говорила она, — добр и очень снисходителен, ты сам сказал мне это. Мне было бы тяжело думать, что дело обстоит иначе. Уверяю тебя, Эска, что я была бы очень несчастна, зная, что ты…
Она вдруг остановилась и подняла кувшин, который Эска наполнил с такой поспешностью, что вылил половину содержимого на свою одежду и на платье девушки.
— Кто-то нас подкарауливает! Прощай! — прошептала она прерывающимся и испуганным голосом.
Она торопливо ушла, оглянувшись, однако же, назад, чтобы бросить последний взгляд, и затем еще более ускорила свой бег.
Эска смотрел на нее до тех пор, пока только мог ее видеть, не подозревая или, по крайней мере, не обращая внимания на два смелых черных глаза, рассматривавших его с выражением комического и шутливого удивления. Наконец он оглянулся на постороннее лицо, которое теперь перестало его рассматривать и разразилось громким, веселым и насмешливым хохотом.
Глава XII
МИРРИНА
Голос Миррины всегда отличался большой резкостью. Она говорила раздельно и быстро и удивительно хорошо умела высказать насмешку или саркастическое замечание.
— Наконец-то я загнала тебя в уголок! — сказала она. — Ну, ты можешь похвастать, что заставил меня побегать! Это ты, должно быть, за водой ходишь на берег Тибра после солнечного заката и наверняка случайно встретился с этой девочкой, одетой в черное платье, которая исчезла, как тень, возвращающаяся к Прозерпине. Ах! У тебя такой удивленный вид, как будто у теленка, которого облекают жертвенными гирляндами и который жует цветы, украшающие его в последние минуты. Впрочем, ты будешь приведен к более благородному жертвеннику и тебе предстоит более достойный жребий, чем испустить последний вздох под рукой пригородного чародея. Клянусь Юпитером! Как ты озадачен и как ты красив, мой варвар, в эти минуты изумления!
Она приблизила свое лицо к его лицу и засмеялась, но ее движение было почти лаской. Миррина чувствовала сильную склонность к бретонцу, хотя на ней и лежало поручение привести его для известного дела, которое доверяла ему ее госпожа. Это дело было результатом разговора, происходившего утром, когда служанка, по обыкновению, расчесывала длинные и великолепные волосы своей госпожи.
Сон Валерии был тревожен и беспокоен. Напрасно ворочалась она с боку на бок на своей постели, отстраняя волосы от разгоряченных щек и пылающих висков. Безуспешно лежала она с открытыми глазами, смотря на тени, бросаемые ночной лампадой на противоположной стене. Сон больше не приходил, чтобы плотно сомкнуть ее глаза, и она отдавалась тому постоянно представляющемуся ей видению, которое вставало перед ней в ярких красках и не хотело рассеяться. Что ни делала она, стараясь забыть его и думать о чем-либо другом — она все видела молодого варвара, подобно полубогу царящего над трусливой толпой. Ей все еще представлялись льняные, развевающиеся по ветру одежды, колеблющиеся символы, столпившиеся в кучу головы и кривляющиеся лица жрецов Изиды. Она видела девушку, одетую в черное, ее стройный стан и всегда рядом с ней это благородное, полное чарующей красоты лицо человека, готового нанести удар. Для нее было невозможно анализировать эти чувства, и она считала себя очарованной. Валерия достигла своего полного развития, испытав, как ей казалось, всевозможные чувства, вкусив из каждого кубка, предлагавшего ей наслаждение или душевное волнение. Отважные люди льстили ее самолюбию, обольстительные мужчины ухаживали за ней, знатные лица уважали ее. Одни нравились ей, других она любила, над теми смеялась, об этих думала, что любит их. Но то, что она испытывала теперь, было ново. Это чувство, напряженное и страстное, было ей совершенно незнакомо. Не будь оно новым, мучительно было бы переносить его. Оно испугало бы молодую, робкую девушку, но Валерия не была таковой. Напротив, она была женщиной, которая наряду с пылкостью и стремительностью своего пола обладала упорством и решимостью мужчины.
И когда ей стало ясно, что она не в силах победить свое чувство, она решила удовлетворить его.
— Я хочу передать Лицинию одно поручение, — сказала она, отворачиваясь от зеркала и позволяя своим длинным темным кудрям упасть на лицо, — поручение, которое я не хочу передавать письменно, боясь, как бы оно не попало на чужие глаза. Скажи мне, Миррина, какое средство избрать мне, чтобы наверное передать его моему родственнику?
Служанка была слишком проницательна, чтобы посоветовать ей устроить свидание, хотя не могло быть ничего проще, или предложить свои собственные услуги в качестве посредницы, уже доказавшей свою способность умелым выполнением многочисленных интриг. Миррина слишком хорошо знала свое дело, чтобы могла решиться шутить над своей госпожой. Поэтому она приняла нерешительный и задумчивый вид и, положив палец на лоб, как будто придумывая что-то очень глубокомысленное, дала следующий ответ:
— Мне кажется, госпожа, что лучше всего было бы доверить дело какому-нибудь поверенному рабу.
Сердце Валерии тревожно билось, и ее прекрасные щеки приняли их естественный цвет, когда она с деланым равнодушием проговорила:
— Может быть, это средство было бы хорошо, если бы я знала такого раба. Ты, Миррина, знаешь этих людей. Могу ли я довериться кому-либо из них?
— Эти варвары вообще верные люди, — с невинным видом заметила служанка. — Я знаю, что у Лициния есть раб-бретонец, к которому он питает полное доверие. Но ты, госпожа, сама видела его.
— Ты думаешь? — спросила Валерия, принимая более удобную позу. — Узнаю ли я его?.. Каков он из себя?
