Дмитрий Белый - Басаврюк ХХ
2
Поезд до Вены отходил поздно вечером. Собрав вещи, отец Василий грустно посмотрел на потемневшую от времени икону. На ней одинокий всадник вел свою вечную войну с крылатым змеем. Эту икону отец Василий всегда возил с собой…
В тот день деникинцы методично выдавливали артиллерийскими залпами их полк из небольшого надднепрянского села. Две полковые пушки были разнесены вдребезги после первых минут канонады. Из деревни бежали, падая под огнем, крестьяне. Казаки втискивались в землю, прятались за наименьшими деревьями. Для них село означало единственная защита. Вокруг сыновей безграничный степь. Полковник Доценко понимал — вывести полк из села означало обречь его на смерть под картечью и копытами кавалерии на открытой местности. Посреди села возвышалась старинная, построенная еще запорожскими братиками, церковь. Вечером отец служил там, вдыхаючи неповторимые ароматы старого дерева, пропитанного за столетия ладаном и солнцем. Неожиданный ночное нападение белых разрушил его надежды на заутреню. Теперь он лежал за домом и с болью следил за новыми и новыми взрывами, которые росли огромными серыми кустами вокруг церкви. Но командующий вражеской артиллерией тоже боялся попасть в церковь. Наконец обстрел прекратился. До окраин приближались атакующие расстрельные. Казаки быстро окапывались. Старшины сорванными голосами руководили приготовлениями. Отец Василий облегченно взглянул на уцелевшую церковь и пошел к раненых. Вдруг он столкнулся с двумя знакомыми казаками, Гордиенко и Барабашом, которые бежали к церкви, волоча за собой пулемет. Цепенея, он увидел, как они быстро исчезли в ее стенах, а через минуту тупой ствол «Максима» высунулся из колокольни. Отец бросился к полковнику. Тот через бинокль внимательно рассматривал передовую, быстро бросая приказы вестовым. Отец Василий закричал, что нельзя ставить пулемет на колокольню, что тогда она превратится в мишень для артиллерии. Полковник оторвал от бинокля обветренное степным ветром и кавалерийскими атаками лицо. Его слова были короткими и жесткими:
— Не будет нас, не будет и церквей, пан отче, идите к раненых!
К построенного скорую руку в саду лазарета доносились звуки боя. Отец Василий исповедовал умирающих. Он пытался сосредоточиться, но его ухо невольно вылавливало среди шума боя сухой треск пулеметных очередей с колокольни. Белые халаты врачей быстро намокали кровью. Иногда к саду пули залетали, срезая вишневые ветки, густо усыпанные цветами цветом.
Земля содрогнулась от артиллерийского залпа. Отец Василий выскочил из сада и застыл, — сквозь густой дым горящих крыш он увидел очертания церкви и вспышки пулеметного огня. Вдруг вокруг церкви раздался грохот и вырос клубный вихрь. Ему показалось, что церковь медленно поднимается к небу. Нечто оглушило священника, и он упал.
Их спасла кавалерийская бригада Черных Запорожцев, которые возвращались со удачного рейда. В степи еще бушевал бой уже казаки, готовы только умереть, бежали в контратаку за победой, а отец Василий, шатаясь, брел к месту, где стояла церковь. Майдан был глубоко перепахан рытвинами от взрывов. Неожиданно среди обломков он увидел икону. На ней, обожженной взрывом и пробитой стальным сколком, проступал на коне Святой Юрий. Отец Василий долго стоял, рассматривая икону, потом машинально поднял глаза к небу. Оно было затянуто дымом, и только порой синело…
С того времени икона отец Василий всегда носил с собой. Он зевнул, положил завернутую икону в чемоданы и посмотрел в окошко на мирные подебрадской улице — надо было отправляться.
3
Город был как город, обычное австрийское местечко, которое даже не заметило, что перестало принадлежать к империи. Отсутствие крупных заводов обусловило довольно спокойную и самоуверенную буржуазную нрав граждан, которые удивленно смотрели на классовые битвы в крупных метрополисах.
Петр Бойчук и отец Василий без помех добрались до знаменитого санатория. Хозяин его, ошеломленный преступлением, был приятно удивлен новыми постояльцами, хотя честно предупредил о том, что случилось. Бойчук успокоил его, намекнув, что если бы он обходил все места, где происходили убийства, то ему пришлось бы перебраться на месяц.
Было сразу видно, что и так бесчисленные в связи с перманентным кризисом населения санатория резко уменьшилось после зловещих событий в комнате госпожи Н… Много номеров были свободными, и новоприбывшие смогли выбрать себе превосходные комнаты на четвертом этаже, с окнами на упорядоченный сосновый лес.
Уже к вечеру Бойчук хорошо знал, благодаря доброжелательности коридорного и пачке сигарет, местоположение зловещей комнаты, а также то, что госпожа Н. находится до окончания расследования и полного выздоровления в другой комнате под присмотром врачей и охраной полицейского.
Утром отец Василий и Бойчук встретились на прогулке в лесу. Отец Василий удивился большом количестве новых знакомых галичанина — едва ли не каждый встречный здоровался с ним по имени.
Наконец, когда с ними неожиданно любезно раскланялся долговязый мужчина в старой военной форме без знаков отличия, отец Василий осторожно заметил:
— Складывается такое впечатление, что вы отдыхаете здесь уже полгода. Всегда удивлялся вашему умению находить общий язык с окружающим миром.
Бойчук не задумываясь ответил:
— Всегда считал, что находить общий язык с окружающим миром есть прерогатива вашего сана, пан отче. Я только общаюсь с людьми, мне всегда интересно общаться с людьми.
— Но это нужно вам для того, чтобы получить необходимую информацию. Это исключает элемент искренности.
— В этом между нами и разница — вы выполняете свои обязанности перед Богом и считаете, что это является гарантом искренности, а я перед нашим делом.
Отец Василий надолго задумался, сосредоточив взгляд на вымощенной серой плиткой дорожке, а потом осторожно заметил:
— Вы считаете, что Бог не касается нашего дела?
— Боюсь, что он занят более важными заботами или слишком доверяет украинцам, чтобы решать за них украинские проблемы.
— Без веры мы не сможем решить наши проблемы.
— Простите, веры во что? Если следовать христианской ортодоксии, то мы еще в 1918 году должны были не брать оружие, а молиться, чтобы поляки, большевики, россияне, немцы опомнились и пожалели нас, таких богобоязненных и смиренных. Впрочем, боюсь, что большинство украинцев этим и занималась.
