Мишель Зевако - Смертельные враги
– Черт подери! Насколько легче здесь теперь дышится! – спокойно произнес Пардальян.
– Великолепный, блистательный, замечательный Дон Кихот! – возликовал Сервантес.
– Послушайте, милый друг, – обратился к нему Пардальян с тем кисло-сладким видом, что возникал у него в определенных обстоятельствах, – объясните мне наконец, кто этот Дон Кихот, о котором, не в упрек вам будь сказано, вы мне прожужжали за этот час все уши?
– Он не знает Дон Кихота! – сокрушенно воскликнул Сервантес, с комическим отчаянием воздевая к небу свои длинные руки.
Заметив малышку Хуану, он попросил ее:
– Послушай, красавица, поищи-ка хорошенько у себя в комнате, ты наверняка найдешь там осколок зеркала.
– Так далеко ходить нет надобности, сеньор, – со смехом ответила Хуана.
Порывшись за вырезом платья, прекрасная андалузка вытащила оттуда плоскую ракушку, покрытую каким-то блестящим, словно серебро, веществом.
Сервантес взял зеркало-ракушку и, отдавая ее с серьезным видом Пардальяну, отвесил ему низкий поклон.
– А ну-ка, шевалье, взгляните-ка вот сюда, и вы познакомитесь с этим замечательным Дон Кихотом, о котором я прожужжал вам все уши за последний час.
– Да, так мне и показалось, – пробормотал Пардальян, став на миг таким же серьезным, как Сервантес.
А потом заметил, пожав плечами:
– Говорил же я вам: ваш Дон Кихот – настоящий безумец.
– Почему? – изумленно спросил Сервантес.
– Да потому, – строго продолжал Пардальян, – что человек, наделенный здравым смыслом, никогда бы не совершил здесь все те безумства, которые только что натворил этот сумасшедший... Дон Кихот.
Эль Тореро и Жиральда подошли к шевалье, и дон Сезар сказал дрожащим от волнения голосом:
– Я стану благословлять тот миг, когда мне выпадет счастье умереть за храбрейшего из рыцарей, какого я когда-либо встречал.
Жиральда же не сказала ничего. Она лишь взяла руку Пардальяна и грациозно-простодушным жестом быстро поднесла ее к губам.
Как всегда в случаях открытого проявления благодарности или восхищения Пардальян на секунду неловко застыл: этот взрыв искренних чувств явно приводил его в большее замешательство, чем острые клинки нескольких шпаг сразу, направленные ему прямо в грудь.
Он бросил взгляд на эту восхитительную в своем очаровании и в своей юности пару, которая глядела на него откровенно восторженными глазами, и произнес с насупленным видом, присущим ему в минуты нежной взволнованности:
– Черт побери! Да разве дело в том, чтобы умереть!.. Напротив, надо жить, жить ради этого очаровательного ребенка... ради любви, которая, поверьте мне, всегда торжествует, если на ее стороне два таких могучих помощника, как молодость и красота. А пока присядьте-ка оба и, попивая вино моей страны, поищем вместе способ, как избегнуть грозящей вам опасности.
Глава 12
ПОСЛАННИК КОРОЛЯ ГЕНРИХА
Кабинет, расположенный рядом с Залом посланников в севильском Алькасаре. Кабинет весьма просторен, его стены и потолок обшиты панелями из редких сортов дерева, украшенных резьбой в причудливом арабском стиле. Обставлен он очень просто: широкие кресла, несколько табуретов, огромные сундуки, большой рабочий стол, заваленный бумагами.
Маленькие сводчатые оконца выходят на прославленные сады, знаменитые во всем мире.
Король Филипп II сидит перед одним из окон, и его холодный взгляд рассеянно переходит с предмета на предмет, равнодушный к великолепию роскошной природы, подправленной, приукрашенной и обузданной искусством умным, но слишком утонченным.
Рядом с ним стоит великий инквизитор.
Чуть поодаль, прислонившись к переплету другого окна, скрестив руки на груди, подобно живой кариатиде, неподвижно стоит колосс. Длинный, с горбинкой нос, темные, ничего не выражающие глаза, – вот то немногое, что виднеется из-под копны курчавых волос, падающих на лоб до самых густых, кустистых бровей, и из нептуновой бороды, закрывающей всю нижнюю часть лица до самых скул. Волосы и борода колосса – ярко-рыжие.
Этот колосс, дон Яго де Альмаран, чаще именуемый при дворе Барба Роха, иначе говоря – Красная борода, был цепным псом Филиппа II.
Где бы ни появлялся король – на празднествах, религиозных церемониях, в Совете, – всегда и везде рядом с ним находился Красная борода; его глаза были устремлены на хозяина, неподвижный и безмолвный, он видел, слышал и понимал лишь то, что было угодно Его Католическому Величеству.
Это замечательное животное являлось в каком-то смысле частью той обстановки, которая окружала Филиппа II. Но повинуясь знаку или взгляду хозяина, животное обретало необычайный ум и выполняло любой секретный приказ короля, схваченный на лету.
Боялись не только его должности, но и его геркулесовой силы.
Происходя из старинного и благородного кастильского рода, он мог бы быть на равных с первыми грандами при дворе, но нелюдимый по природе, он сторонился всех знакомств, и никто не мог похвастать, что слышал, как говорит Красная борода, если на то не было королевского приказа. Да и тогда говорил он лишь самое необходимое.
Король, облаченный в роскошный и вместе с тем строгий костюм, внимательно слушал со своим обычным и холодным видом объяснения Эспинозы.
– Принцесса Фауста, – говорил великий инквизитор, – это та самая, которая возмечтала возродить традицию папессы Иоанны. Та самая, которая заставила трепетать Сикста V и чуть было не сбросила его с папского престола. У нее редкий ум и к тому же она ясновидящая... Ее следует оберегать, ее помощь может быть чрезвычайно полезна.
– А этот шевалье де Пардальян?
– Насколько я слышал, это грозный соперник, которого надо будет любой ценой привлечь к себе на службу или раздавить без всякой жалости. Впрочем, надо бы посмотреть его в деле, чтобы судить о нем... Сколько репутаций оказываются дутыми!.. И однако уже можно установить следующее: шевалье де Пардальян есть на самом деле граф де Маржанси, но он пренебрегает этим титулом... Быть может, таково свойство его характера... Не исключено, однако, что этот титул кажется ему недостаточным. С другой стороны, в самый день его приезда в Севилью у него произошло столкновение с одним из моих агентов... Этот Пардальян выбросил его на улицу, как выбрасывают ненужную вещь... Он, безусловно, храбрец.
– Он осмелился поднять руку на агента инквизиции? – с сомнением в голосе произнес король.
Эспиноза поклонился, подтверждая сказанное.
– В таком случае, – категорическим тоном приказал король, – следует его покарать... хоть он и посланник.
– Необходимо прежде узнать чего хочет и что может господин де Пардальян.
