Валентин Тарасов - Чеслав. Воин древнего рода
Последние слова Чеслава не оставили равнодушными ни одного из присутствующих мужчин, вызвав бурное обсуждение новости.
— А не рановато ли тебе?
— Да нет, в самый раз парню.
— Мужик уже!
— Надо же, девку умыкнул, а никто и не знал!
— Во натворил чего, пострел!
— Да неужто у нас своих девок недостача, чтоб чужачек уводить? — перекрыл всех хриплый голос Зимобора. От услышанного он даже вскочил с места, а его большой живот стал сотрясаться, как будто там закипало крутое варево. — Аль наши уродки какие?
Чеслав, опустив глаза к земле, глухо продолжил:
— Отец, когда прознал про то, тоже осерчал. Сказал: не бывать тому! Он сам хотел мне пару приглядеть.
И снова загалдели мужики. Волхв Колобор, который до того сдержанно наблюдал за происходящим, поднялся.
— Предки завещали нам почитать родителей своих и волю их… А иначе не будет согласия в родах наших, и порядка не будет… — И снова сел.
На поляне наступило молчание. Чеслав готов был сейчас хоть сквозь землю провалиться. Стиснув зубы, он молча выслушал возгласы соплеменников, а когда волна криков стихла, продолжил, стараясь быть убедительным:
— Но я собирался у уважаемого совета просить одобрения и к богам за разрешением обратиться… Но не успел… А девица… Люба она мне… Вот из-за чего у нас с отцом несогласие было.
Зачесали мужики головы и бороды, стали переглядываться. И только бормотание Кривой Леды, которая не могла остановиться в силу своей вредной натуры, нарушало тишину.
— Ишь, паршивец, чего удумал!.. — как тлеющая головешка, на которую плюнули, шипела старуха. — Против отца пошел, против рода!..
Колобор строго глянул на неугомонную женщину.
— Можешь идти, Леда. Далее без тебя разберемся, — велел волхв бабке.
— Так я ж еще про старшего, Ратибора, ничего не сказала, — заявила старуха, даже не подумав двинуться с места. Дождавшись реакции на свое новое сообщение и оценив ее, она с удовольствием продолжила: — У него ведь с отцом тоже спор был. Нешуточный!.. И тоже, как при ветре, руками махали, больше, конечно, Велимир, отец, значит, но не бились… Чего не было, того не было. Это я уж совсем издали видела, но видела.
Ратибор, не такой горячий, как Чеслав, выслушал рассказ Леды, сохраняя внешнее спокойствие, и только бледность на лице выдавала его волнение.
— Что скажешь, Ратибор? — вывел его из оцепенения Зимобор.
— А что тут говорить?.. Брешет баба. Не про что нам с отцом спорить было. — Ратибор пристально и зло смотрел на свою обвинительницу. — Может, что по хозяйству и обсуждали, а этой кикиморе пузыри болотные пригрезились.
— Да как же пригрезилось, когда я из-за дерева все порядком рассмотрела?! — едва не задохнулась от несправедливого обвинения Леда.
— С твоим-то кривым глазом далече и рассмотрела? — огрызнулся Ратибор. — Не было у нас с отцом разногласий. Не было, и все!
— Ну, теперь, мы надеемся, ты все сказала, Леда? — спросил женщину Колобор.
— Кажись… все… — ответила старуха и задумалась.
«А не позабыла ли чего еще?» — крутилось у нее в голове. Леде нравилось, что члены совета, самые уважаемые люди их племени, с большим вниманием слушают ее рассказ. Вот и пригодилась наконец-то ее любовь к всезнайству. Леда чувствовала себя нужной и важной. Она уже предвкушала, как будет рассказывать об этом событии в городище, а то и в соседних. И какие удивленные и восхищенные глазища будут у баб и девок, да и у любопытных мужиков! И все это, конечно же, только для того, чтобы помочь общине разобраться и вынести справедливое решение.
— Ну а коли что вспомнишь, потом скажешь. А сейчас иди, — прервал поток ее мечтаний Колобор.
Леда нехотя покинула поляну. Избавившись от старухи, члены совета почувствовали некоторое облегчение, как будто назойливая муха, улетев прочь, перестала кружиться и зудеть перед лицом. Но передохнуть им не дал Зимобор.
— Ну, что скажете, уважаемые члены совета? Почтенные старейшины? — растягивая слова, обратился к соплеменникам Зимобор.
— Тяжко… — задумчиво произнес дед Божко.
— Ой, путано! — подхватили и остальные.
А Зимобор, выдержав паузу, многозначительно продолжил:
— Всем нам теперь понятно, что из слов Кривой Леды пусть и не явно, но выходит так, что у братьев были несогласия и споры с отцом. А значит…
Мужики заерзали на колодах.
— Дозвольте слово сказать, — неожиданно вызвался Ратибор.
— Ну, давай… — недовольный, что его прервали, пробурчал Зимобор.
— Может, тут чего и складывается так, что супротив нас с братом выходит. Только не верно это. Мы отца всегда почитали, а если и были у нас несогласия, так в какой семье их не бывает? Но про то, что мы могли бы отца… и не думайте. Я камни раскаленные из огня руками таскать готов, чтобы доказать свою невиновность.
Чеслав тоже подался вперед.
— Клянусь телом отца, которое еще не предано огню, что мы бы себе скорее руки отрубили, нежели помыслили бы такое против отца, — горячо произнес юноша.
— То лишь слова, а Велимир мертв, — рассудительно заметил Зимобор.
— А может, то чужаки? — не унимался Чеслав. — Отец думал, что в Сокола кто-то из пришлых стрельнул. А до того в меня метили, когда я волка на посвящение добывал. Отец не велел говорить про то, чтоб народ в селении не всполошить. Так, может, это они и отца… пока мы спали.
— Но ведь ножи-то ваши…
От отчаяния и невозможности доказать свою правоту Чеслав обхватил себя руками. Совет молчал.
И тогда со своего места поднялся Колобор.
— Солнышко красное на покой идет… Предлагаю уважаемому совету и старейшинам нашим почтить Даждьбога Великого и закончить на сегодня наш сход. А завтра предадим тело Велимира огню, как того требуют обычаи наши. Проводим его с почестями к предкам, а после решать будем, кто виновен.
На том и порешили.
— Слава Даждьбогу Великому!
Наконец-то этот черный день стал клониться к своему закату. Растревоженное смертью Велимира городище, теряясь в догадках и предположениях, отчаянно споря, горячо отстаивая свою версию и даже порой ругаясь, постепенно затихало, готовилось отойти ко сну.
После совета братья снова оказались в клетушке. Они сидели один напротив другого, прислонившись к бревенчатым стенам. Рожденные от одного отца, но разных матерей, они и в самом деле в чем-то были разные. Но отец у них был один, и горе теперь было одно, общее.
— Про что думаешь, брат? — Оторвав от земляного пола взгляд, Ратибор посмотрел на Чеслава.
— Ой, не знаю, братка, голова огнем горит, а руки чешутся, — тяжело вздохнув, задумчиво ответил Чеслав. — Кажись, не верит нам совет. Дурь бабью слушают, маячню всякую. Кому чего привиделось да кому чего подумалось… А нам веры нет.
