Рафаэль Сабатини - Белларион
Белларион ошеломленно глядел на эти приготовления, в реальность которых его ум даже сейчас отказывался поверить. Откуда ему было знать, что любовь к охоте, заставившая Бернабо Висконти упорядочить варварские привычки погони охотников за дичью, выродилась у Джанмарии в столь извращенную страсть, которую уже не удовлетворяла погоня за оленем или кабаном, и что гончие герцога были специально натасканы на людей и вскормлены человеческим мясом?
— Ты теряешь время, — предупредил его герцог. — Сейчас я выпущу собак, беги же, пока не поздно, — быть может, ноги спасут тебя от их клыков.
Бледный как мел Белларион, не помня себя от ужаса и не отдавая себе отчета в том, что делает, повернулся и изо всех сил побежал в сторону леса.
За своей спиной он слышал грубый смех герцога, но метров через двадцать до него неожиданно дошел истинный смысл поданного ему совета — герцог хотел устроить себе потеху и намеренно дурачил его, пытаясь вселить надежду на спасение. Он резко остановился и повернулся лицом к всадникам: пускай его разорвут на клочья, но он не доставит этому красно-серебряному чудовищу развлечения.
Увидев, что его хитрость раскусили, герцог грязно выругался.
— Не сомневайтесь, ваше высочество, он рванет как угорелый, когда я выпущу собак, — прорычал Скуарча.
— Так выпускай же!
Белларион почувствовал, как все поплыло вокруг него, и ощутил приступ тошноты. Готовый упасть в обморок, он, однако, твердо решил не сопротивляться, чтобы все закончилось скорее. Он знал, что собаки должны вцепиться ему в горло, и не собирался мешать им. Он опустил руки и закрыл глаза. «Боже!» — простонал он, и его губы почти механически начали шептать молитву: «In manus tuas, Domine…»[53] Собаки быстро приближались, но почему-то с каждым мгновением их прыжки теряли свою резвость, и в конце концов они остановились, озадаченно принюхались, а затем виновато завиляли хвостами и раболепно поползли к Беллариону на брюхе.
Среди всадников раздались изумленные восклицания. Белларион открыл глаза, и то, что он увидел, потрясло его. Он попытался понять причину столь странного поведения собак, но не смог объяснить его ничем, кроме как вмешательством свыше, подобно тому, как Бог иногда спасал своих святых от людской жестокости.
Вероятно, подобная мысль посетила многих свидетелей этого события, и одним из них был безжалостный Скуарча.
— Чудо! — ломающимся от волнения голосом произнес он и непроизвольно осенил себя крестным знамением.
Но все это только еще больше разъярило герцога. Висконти никогда не боялись людей, и хотя почти все они трепетали перед Всевышним, Джанмария, увы, не принадлежал даже к числу последних.
— Клянусь, мы сейчас проверим это! — воскликнул он. — Спусти еще двух собак, дубина!
— Ваше высочество… — попытался возразить Скуарча.
— Спусти собак, или ты займешь его место.
Страх перед герцогом у Скуарчи был еще сильнее, чем боязнь сверхъестественного. Дрожащими пальцами он отцепил гончих, но и те вели себя точно так же, как и первая спущенная на Беллариона пара, и вскоре мирно расположились рядом с ним.
Тем временем Белларион успел прийти в себя, и его острый ум сумел отыскать правдоподобное объяснение случившемуся. Что ж, подумал он, пока они натравливают на него собак, ему нечего бояться.
— Спусти Мессалину! — в бешенстве завопил герцог, и на его лиловых губах появились пена и пузыри.
Скуарча вновь пытался возражать; на этот раз некоторые из всадников свиты робко подали свои голоса в его поддержку, и в их числе был Франческо Лонате, молодой человек с соколом, считавший происходящее колдовством и призывавший герцога к осторожности.
Но тот не хотел ничего и слышать.
— Спусти Мессалину! — бушевал он.
— Этот грех не на мне, ваше высочество! — пробурчал Скуарча, отвязывая самую злобную суку в своре.
Однако когда через несколько секунд Белларион дружелюбно потрепал ее по загривку, с трудом сдерживаемое возбуждение придворных прорвалось наружу. «Чудо!» — восклицали придерживавшиеся мнения Скуарчи набожные простаки. «Колдовство!» — кричали менее доверчивые вместе с мессером Франческо.
Даже герцог почувствовал себя не так уверенно — в самом деле, чем, кроме вмешательства Бога или помощи дьявола, можно было объяснить такой феномен?
Он пришпорил лошадь и поскакал к Беллариону, и все остальные последовали за своим повелителем. Увидев страх на лицах своих мучителей, Белларион не смог удержаться от смеха, хотя в значительной степени это было реакцией на недавно пережитый ужас.
Сейчас он откровенно презирал их, особенно Скуарчу и его псарей, которые, всю жизнь занимаясь собаками, не научились разбираться в них.
— Какими чарами ты пользуешься, мошенник? Чем ты околдовал собак? — требовательно спросил герцог.
— Чарами? — эхом откликнулся Белларион, разыгрывая недоумение, и смело взглянул на него. — Разве я не говорил, что меня зовут Кане? Вся магия здесь в моем имени[54]. Собаки ведь не едят собак, как утверждает пословица.
— Наглая ложь, — прокомментировал Лонате, словно размышляя вслух.
— Я обойдусь без подсказок, — огрызнулся герцог и недовольно взглянул на него.
— Неплохой фокус, мошенник, — обратился он уже к Беллариону. — Но, черт побери, я не позволю водить себя за нос. Отвечай, что ты сделал с моими собаками?
— Завоевал их любовь, — Белларион сделал красноречивый жест в сторону не отходивших от него гончих.
— Да, я вижу — но как?
— Разве можно сказать, как завоевывается любовь человека или зверя? Я не сомневаюсь только в одном — ни одна собака из вашей своры не тронет меня. Собаки способны воспринимать вещи, которые недоступны людям, — таинственно закончил Белларион, не желая лишать спутников герцога веры в чудеса.
— И что же они воспринимают?
— Ну-у, кто их знает? — вновь рассмеялся Белларион, и герцог побагровел от гнева.
— Ты издеваешься надо мной, ничтожество! — проревел он. Мессер Лонате, опасавшийся колдовства, предупреждающе положил ему руку на плечо, но герцог раздраженно стряхнул ее.
— Клянусь Всевышним, ты выдашь мне свой секрет! — затем он повернулся к онемевшему от изумления Скуарче:
— Собери собак и не забудь прихватить с собой этого плута.
С этими словами герцог пришпорил лошадь и поскакал. Вслед за ним поспешили придворные, а Скуарча и слуги остались исполнять распоряжение своего господина. Нельзя сказать, чтобы они делали это с большой охотой, так что в конце концов Скуарча сам свистнул собак и велел одному из псарей посадить их на привязь. Затем он неуверенной походкой приблизился к Беллариону.
