Шарль Монселе - Женщины-масонки
– Все это шутки и парадоксы,– заметил господин Бланшар.
– А теперь скажу о себе. Я не позволяю женщинам останавливать меня или мешать мне. У меня есть только одно достоинство – моя мужская гордость, и я ревниво оберегаю все привилегии моего пола. Говорят, что любовь способна подвигнуть человека на великие дела; возможно, и так, но я от всего своего мужского сердца жалею мужчину, который способен совершить великое дело лишь на глазах у женщины. Дать сражение ради ленты или поцелуя, изобрести пароход в надежде на благосклонный взгляд прекрасных глаз – это проявление слабости, недостойной мужчины. И вот, я обещаю…
– Не обещайте!
– В таком случае я клянусь! – со смехом сказал Филипп.
– Я посоветовал бы вам не давать клятвы.
При этих словах глаза господина Бланшара засверкали, приняв какое-то странное выражение. Слова его становились все более и более язвительными. Присутствующие почувствовали, что разговор этих двух мужчин вот-вот превратится в ссору.
В зале уже воцарилась тишина.
Господин Бланшар первым нарушил молчание.
– Я постараюсь быть настолько вежливым, насколько это возможно в подобных обстоятельствах, когда скажу вам, что не верю, будто вы и впрямь избежали влияния женщины.
Начало было вполне определенным.
Филипп Бейль сделал резкое движение.
– О, будьте спокойны,– продолжал господин Бланшар,– я отвечу вам, и притом не щеголяя своей эрудицией.
– Весьма сожалею!– ухмыляясь, заметил Филипп.
– Мои аргументы не покоятся в могилах, именуемых энциклопедиями или же историческими трудами; они не мертвые, а живые, и в этом их преимущество.
– Я вас не понимаю.
– Я привык повсюду и во всеуслышание выражать свое мнение; вот почему уже полчаса я испытываю невыносимые муки, слушая вас. Всякий, кто меня знает, засвидетельствовал бы, что это самое страшное испытание, какому я когда-либо подвергался. Само собой разумеется, я отдаю должное и вашему блестящему остроумию, и вашему блестящему интеллекту; это совершенно бесспорно. Но дело в том, что ваши теории представляются мне тем более хрупкими, а ваши убеждения тем более легкомысленными, что мне достаточно произнести одно слово, нажать на одну пружинку, и вы тотчас же окажетесь в очевидном противоречии с самим собою.
– Говорите яснее, сударь,– отвечал обеспокоенный Филипп,– доселе вы говорили сплошными загадками.
– Будь по-вашему,– сказал господин Бланшар,– сейчас вы все поймете. Рядом с нами, в салоне мэрии, находится молодая женщина; она умна и красива, и все мы только что ей аплодировали: я имею в виду Марианну.
Филипп вздрогнул.
– Сударь, вы забываете…– прошептал он.
– Я ничего не забываю… Так вот, Марианна – я называю ее сценическое имя, имя уважаемое и прославленное,– связана с вами, как говорят, узами, которым завидует множество мужчин, но которые вы считаете весьма легкими, а главное, весьма непрочными. Говоря напрямик, Марианна – ваша любовница.
– Милостивый государь!…
– Здесь, как и повсюду, это общеизвестно.
– Довольно, сударь!– с яростью вскричал Филипп.– Есть темы для разговора, касаться которых должно было бы помешать вам простое приличие!
– Я только нажал на пружинку,– холодно возразил господин Бланшар.
Филипп сдержался; он стоял, опираясь на стол; теперь он отошел подальше и прислонился к камину, повинуясь потребности в движении, которое выражает сдерживаемый гнев.
Теперь он стоял лицом к лицу с господином Бланшаром.
– К чему вы клоните, сударь?– спросил он.
– Я хочу кое-что предложить вам.
– Я вас слушаю.
– Если то, что вы сейчас утверждали,– это всего-навсего игра ума, мое предложение покажется вам вполне естественным, и вы его примете как самую простую вещь на свете, как шутку времен Регентства[28]. В противном случае…
– Что в противном случае?
– В противном случае вы разгневаетесь, и ваш гнев неизбежно засвидетельствует, что я был прав в том смысле, что он сведет на нет ваши рассуждения о женщинах и ваши претензии на философию.
– Ближе к делу, сударь!
– Я уже подошел к цели, и последняя фраза этого предисловия нужна будет мне для того, чтобы извиниться перед вами, ибо в нем есть нечто старомодное и театральное…
Филипп Бейль пытался что-то прочитать в глазах господина Бланшара, хладнокровие которого постепенно начинало выводить его из себя, хотя и внушало ему уважение.
– Ну, и что же это за предложение?– спросил он.
– Вот оно. Я сыграю с вами на все, что вам будет угодно, ну, например, вот на этот бриллиант,– тут он снял с пальца перстень,– он великолепен и стоит целое состояние; я сыграю на него с вами в экарте или в любую другую игру, какую вам угодно будет выбрать; я ставлю этот перстень против Марианны.
Филипп вздрогнул, словно его ударил электрический ток.
– Вы с ума сошли, милостивый государь, или вы меня оскорбляете?– сделав шаг вперед, вскричал он.
Господин Бланшар, напротив, улыбался, не двигаясь с места.
– Что я говорил вам? – обратился он к оцепеневшим свидетелям этой сцены.
Затем он обратился непосредственно к Филиппу, словно не понимая его состояния и не замечая, как он побледнел:
– Теперь браните женщин! Вы видите, что они с вами делают. Скажи я еще одно слово, и вы меня вызовете на дуэль из-за женщины! Вы будете сражаться со мной ради женщины! А если случится так, что я вас убью, то причиной вашей гибели будет женщина!
В течение нескольких секунд Филипп Бейль молча смотрел на него глазами, полными ярости и стыда.
– Играть на женщину! – пролепетал он.– Нет, это уже не театральный жест, это безумие! Ведь ни вы, ни я не можем управлять волей этой женщины. Ваше предложение может только заставить меня отказаться от тех прав, которые, как вы полагаете, я имею на Марианну.
– Этого-то я и ждал,– сказал господин Бланшар.
Теперь насмешники обрушились на Филиппа.
Он понял, что попал в нелепое положение, но решил взять дерзостью.
Он подошел к столу, взял колоду карт и обратился к господину Бланшару.
– Что ж, согласен,– заявил он.
Голос его прерывался, движения были судорожными, но лицо было спокойным.
Если бы внимание присутствующих не было целиком поглощено этой сценой, они могли бы заметить какое-то странное движение под деревьями, ветви которых образовывали своего рода занавес перед раскрытым окном и которые служили укрытием Иренею де Тремеле.
– Вы готовы, сударь?– спросил Филипп.– Повторяю вам, что я согласен!
Он уже тасовал карты.
