Юрий Иванов-Милюхин - Казачий дух
— Есть туалет, — почему-то густо покраснела она. — Только находится он в коридоре, который ведет в подсобные помещения, и покупателям пользоваться им не положено.
— Очень интересно. А если сделать исключение?
— Ну… не знаю, надо позвать старшего продавца.
— Вы сами разве не сможете проводить меня туда?
— А костюм? — немного опешила молодой работник торговли.
— Я заплачу за него и отдам вам чек.
— Ну… хорошо.
Перед тем, как покинуть торговый зал, Христиан отыскал глазами своего телохранителя, тот стоял на выходе из магазина, сложив руки на животе. Он был уверен, что высокий швед в парадном мундире и в белой фуражке никуда от него не денется. Но сыскарь явно просчитался. Как только он ослабил внимание, капитан снял фуражку и поспешил к девушке, уже ждущей его. Туалет был грязным и вонючим, но Христиан не придал этому значения, быстро скинув мундир, он сложил его в чемодан и переоделся в цивильный костюм. Дело оставалось за малым — незаметно выскользнуть из магазина. Выйдя в коридор, он направился по нему в противоположную от зала сторону и оказался на грузовом дворе. Кивнув головой каким-то грузчикам, прошел до сквозного тоннеля и влился на улице в поток людей. Через двадцать минут он оказался на автовокзале, площадь перед которым была забита автобусами, собиравшимися разбежаться в разные стороны. Ему повезло, неповоротливый "ЛиаЗ" развернулся перед его носом, хитроватый на вид шофер крикнул в открытую переднюю дверцу:
— Чего задумался, товарищ, на Вышний Волочек пойду.
— Мне нужно в Новгород, — подтянулся капитан.
— И в Новгород, и на Валдай — дорога одна. Залезай, что-ли!
— Я билет еще не купил.
— Ну, мать честная, удивил. Прыгай, я обилечу.
За окнами автобуса потянулись смешанные леса, перемежаемые уже убранными полями и равнинами, не тронутыми плугами. Они были просторными, эти равнины, с успевшей пожелтеть травой и островками сухих стеблей с метелками на их концах. Подобную картину Христиан видел впервые, в Европе каждый клочок земли был пущен в дело, а здесь на лугах не видно было даже коров с овцами. Зато дымились кострищами и чернели золой крестьянские поля, скорее всего, местные полеводы удобряли на зиму почву, портя первозданную картину пепелищами и отравляя воздух.
— Вишь, что делают, аспиды? — возмущался сосед-попутчик, пожилой мужчина в косоворотке нелепой расцветки. — А удобрения спустят в речку. Мамай меньше навредил, нежели мы сами себе.
— Как это — сами себе? — приподнял с сомнением плечи Христиан, пропустив мимо ушей какого-то Мамая.
— А так, мы же сами правим государством. Народ.
— Выбирайте на правление умных
— Где их взять, когда все укатили за границу, — сосед пошлепал полными губами. — Ты, я вижу, не из наших краев?
— Я в Новгород еду, — не стал ввязываться в долгий разговор капитан. — К родственникам.
— Кто такие, может, я их знаю?
— Скаргины, не слышали?
Мужчина пристально вгляделся в собеседника и надолго замолчал. Натужно гудел мотор, на ухабах крепко подбрасывало. За окнами разворачивался однообразный пейзаж без придорожных гостиниц, без кафе и заправок. Вообще без ничего. Христиан не спешил повторять свой вопрос, он чувствовал себя как в Африке, в которой вроде бы и опасности не чувствовалось ниоткуда никакой, а съесть могли в любой момент. Наконец сосед подобрал губы и осторожно спросил:
— Это те, которые до революции в князьях ходили?
— Кажется да, они еще разорились, когда была война с Наполеоном.
— Эко куда хватил! Советская власть их разорила, да не всех перебила, — раздраженно сказал мужчина.
— Это мне неизвестно, — поспешил откреститься Христиан. — Они дальние родственники нашей семьи.
— Не ведаешь, а едешь к ним, — упирал на своем сосед. — А ты знаешь, что один из них лет пять назад Родину предал?
— Как это — предал?
— На Запад сбежал и больше не вернулся, вот как.
— Я не в курсе, мистер… простите, товарищ.
— Вот тебе и мистер, как два сапога пара, — пристукнул кулаком по колену мужчина, он со значением посмотрел на Христиана. И вдруг стал на глазах размягчать линии, затвердевшие было на его обветренном лице. Переход из одного состояния в другое был столь быстрым и неожиданным, что капитан не знал, как вести себя дальше. Он был наслышан, что у русских подобные перемены в настроении являются национальной чертой, но встретился с этим впервые. А мужчина меж тем продолжал. — Ладно, не нашего это ума дело, хоть нам и внушают, что загнивающий Запад скоро совсем загниет, вместе с Америкой. Да что-то не верится. Правильно сделал этот Скаргин, что сумел показать всем свою задницу, пусть хоть он поживет, а нам до обещанного коммунизма, как до той Америки.
Христиан отвернулся и стал смотреть в окно, в голове промелькнула мысль, что найти общий язык со своим попутчиком у него вряд ли получится. Мужчина тоже замолчал, погрузившись в свои думы. Наконец впереди показались темные избы, крытые где шифером, а где почерневшей щепой, но с нарядными наличниками на оконных рамах. Автобус въехал на окраину города и покатился по ухабистой дороге дальше. На одной из площадей с неухоженной церковью он развернулся и замер на месте. Мужчина с кряхтением взялся за свои вместительные баулы.
— А ну подсоби, мистер, или как там тебя, а то я свои мешки до двери не донесу, — прикрикнул он на Христиана. Пояснил. — Это мы каждую неделю в Ленинград мотаемся, за колбасой и за другими продуктами. В наших магазинах уже лет двадцать хоть шаром покати.
Когда баулы были выставлены на улицу и Христиан собрался раскланяться, бывший попутчик доверительно наклонился к нему:
— Ладно, я покажу тебе улицу, на которой живут Скаргины, твои родственники. А ты про них больше никому не болтай, а то загремишь под фанфары, — он ухмыльнулся жутковатой ухмылкой. — Ты думаешь, что я не догадался, откуда ты приехал? У тебя на твоем холеном лице все написано, а у нас морды рыхлые да худосочные. И запомни на будущее, в Советском Союзе с врагами народа поступают строго.
— Я вас понял, товарищ, я постараюсь держать язык за зубами, — унимая внутреннее волнение, согласился Христиан с мужчиной. Он был не рад, что разоткровенничался с незнакомым человеком и теперь стремился поскорее от него избавиться. Но обещанная им помощь продолжала удерживать его на месте. — Вы сказали, что покажете улицу, на которой они живут.
— Вот же она, прямо перед нами, — мужчина ткнул рукой в переулок, начинавшийся сразу от площади, затем развернулся вправо. — А это бывшая усадьба Скаргиных, теперь в ней находится Дом пионеров с разными кружками, на втором этаже по вечерам собирается хор ветеранов войны и труда. Но они плохо поют, что малые, что старые. — Попутчик оглянулся на двух женщин, спешащих к нему, и закончил. — Бывай здоров, родственничек, да не забывай, про что я тебе наказал.
