Патрик О'Брайан - Военная фортуна
— Парус, — прохрипел Джек. — Воронка, анкерок.
Северный ветер зашел вдруг к югу; над неспокойным морем повисло затишье, а небо тем временем затягивали тучи. Первые капли были тяжелыми словно град, могучие ледяные шарики, способные прошить насквозь. Затем, снова задув с севера, ветер принес пелену дождевых облаков, пролившихся в их жадно отверстые уста, омывших распростертые руки и обгоревшие, покрытые соляной коркой тела.
— Живее, живее! — покрикивал Джек, теперь уже громче, надзирая за тем, как воду из разложенного горизонтально паруса сливают в анкерок и остальные имеющиеся в распоряжении емкости.
Но волновался он напрасно — едва наполнились все сосуды, дождь хлынул с такой силой, что моряки с трудом могли дышать. Они купались в прохладной роскоши, впитывая каждой порой влагу, которая лилась в шлюпку с таким напором, что им приходилось отчерпывать драгоценную жидкость за борт дабы не пойти ко дну.
Именно когда они вычерпывали Баббингтон ойкнул вдруг и воскликнул: «Что-то мягкое!». Это был первый дождь из летающих кальмаров. Сотни и тысячи моллюсков посыпались в шлюпку и вокруг нее; некоторые попадали в матросов и плюхались в скопившуюся на дне дождевую воду, переплетаясь между собой мешаниной щупалец. Их было слишком много, чтобы кому-то пришла мысль делить добычу. Изголодавшиеся люди хватали их, выуживали между банками, выскребали из под ног покойника и ели сырыми.
Тьма ушла; на небе снова появилась луна, а звезды на севере засияли ярче, чем прежде. Стивен поймал себя на мысли, что замерз, озяб даже. Желудок его был набит как ранец и давил так, будто принадлежал другому, чужому телу.
— Вот сэр, — сказал ему на ухо Форшоу, — возьмите мой китель. Прилягте на банку и вздремните. Через пару часов наступит утро. Мы теперь продержимся еще неделю по меньшей мере, и все будет хорошо.
Рассвет. Первые лучи поднимаются к зениту. Прозрачный воздух над океаном затянут пеленой тумана. Туман окутывает все вокруг, образуя причудливые, подобные облакам фигуры. Затем как-то вдруг показался верхний край солнца, а затем и оно само — плоское, словно колечко лимона, но колечко обладающее огромной, испепеляющей силой. Поднимаясь выше, оно округлялось, его горизонтальные морю лучи рассеивали туман. И тогда там, где недавно висела густая пелена, обнаружились вдруг два — целых два — корабля. Они находились с подветра, милях в двух от катера.
Ближайший обстенил свой фор-марсель, чтобы поговорить со вторым. Но все равно картина очень смахивала на мираж. Никто не проронил ни единого членораздельного слова, пока Джек не повернул шлюпку под ветер и они не двинулись со скоростью четырех или пяти узлов под напором устойчивого, крепкого ветра. Не имелось ни единого шанса, что корабль — а это был корабль, никакой мираж не смог бы продержаться столько времени, — ускользнет от них, и почти ни единого шанса, что их уже не заметили, потому как это был военный корабль, с вымпелом, полощущимся на мачте. Национальность определить не удавалось, потому как вымпел — английский, французский, голландский, испанский или даже американский — развевался в противоположную от них сторону и казался не более чем синеватой черточкой. Но в любом случае это был рай наяву. Но все боялись искушать судьбу — моряки изо всех сил вглядывались вперед, сгорая от нетерпения. При всеобщем молчании Джек передал румпель Баббингтону, и, вооружившись трубой, пробрался на нос.
— Наши, — почти сразу доложил он. — Синий вымпел. «Ява»! Ей-богу, это «Ява»! Как я ее сразу не узнал? А рядом с ней «португалец».
Послышался гул голосов — «леопардовцы», служившие с Джеком, прекрасно знали «Яву». Некогда это был «француз» «Реноме», взятый под Мадагаскаром, превосходный тридцативосьмипушечный фрегат.
— Нас заметили, — объявил капитан. Он поймал в объектив вахтенного офицера, и тот смотрел в подзорную трубу прямо на него.
Встал вопрос: нужно ли скинуть за борт тело Рейкса? Это казалось более уместным — мертвец на борту к несчастью, вдруг «Ява» наполнит паруса и уйдет? Кроме того, тело жутко распухло, и, хотя все делали вид, что не замечают, левое бедро за ночь оказалось погрызено. Закуска из кальмаров было слишком скудной, чтобы утолить такой адский голод. Товарищи Рейкса по «Ля Флеш» высказались против: раз уж мы тащили его с собой так долго, то пусть дождется священника. Чтобы все было по правильному: койка, два ядра и молитва.
— Ну хорошо, — кивнул Джек. — Но укройте его как следует. Кстати, доктор, позвольте попросить вас накинуть что-нибудь?
Минуя последнюю тысячу ярдов, когда борт «Явы» усеяли наблюдающие за ними фигуры, потерпевшие крушение внезапно обрели уверенность. Моряки разбились на пары, заплетая косицы; офицеры приводили в порядок остатки мундиров и расчесывали пятерней бороды.
Все ближе и ближе; наконец раздается оклик: «Кто вы?».
Охваченный внезапным приступом радости, пришедшим на смену напряжению последних минут, Джек хотел было бросить остроумную реплику, вроде «майская королева» или «семеро паладинов христианства».[22] Но это прозвучало бы как-то неуместно, с покойником-то на борту. Он выкрикнул: «Потерпевшие крушение моряки», — вытравил шкот и предоставил шлюпке нежно целовать борт «Явы».
На этот раз капитана Обри не встречали ни выстроившиеся юнги, ни свистки боцманов. Вместо этого, видя состояние экипажа катера, вахтенный офицер приказал паре крепких матросов с фалрепами.
— Сумеешь взобраться на борт, братишка? — спросил один из них у Джека.
— Думаю, да. Спасибо, — ответил тот, взбираясь на крепительную утку.
Когда он выпрямился, в голове у него сделалось как-то странно, но он твердил себе, что должен подняться на фрегат как подобает — это вопрос чести. По счастью, борта у «Явы» были завалены, то есть имели существенный загиб внутрь сразу выше ватерлинии, поэтому, несколько раз подтянувшись и использовав крен на волне, Джек вступил на квартердек, квартердек необычайно людный. Выпрямившись, вопреки подгибающимся коленям — утомление быстро заявляло свои права — он козырнул, не кому-то конкретно, а всей уважаемой палубе и сконцентрировал взгляд на вышедшем вперед офицере.
— Доброе утро, сэр, — сказал Джек. — Я капитан Обри, бывший командир «Леопарда», и буду весьма признателен, если вы известите своего капитана.
Лицо молодого человека выразило удивление, недоумение, даже недоверие, возможно, но прежде чем он успел заговорить, из группы офицеров выкатился коренастый человечек.
— Обри? — вскричал он. — Ей-богу, так и есть! Я вас не узнал! Думал, вы пропали давным-давно! Как вас сюда занесло? Ваше превосходительство, — это предназначалось высокому мужчине в белом, стоявшему прямо за ним, — разрешите представить вам Обри, капитана Королевского флота. А это генерал Хислоп, губернатор Бомбея.
