Юрий Корчевский - Ушкуйник. Бить врага в его логове!
Прикупил он немного и нового для себя товара – стекла плоского, оконного. Видел уже такое в богатых домах. И светло от них в избе, и зимой не холодно. Не то что скобленый бычий пузырь – мутноватый, ничего-то через него не разглядишь. Одно плохо – уж больно товар хрупкий. Однако уложили листы в трюм вертикально на доски, со всех сторон обложили мешками с крупой гречневой. В нонешнем году неурожай на гречку случился, потому спрос есть, вот и прикупил восемь мешков.
День простояли у причала впустую. Товар куплен и уложен, а Глеба все нет. И лишь когда причал стал пустеть, бывший невольник появился. Мишаня только по фигуре его и признал. Кафтан на нем новый, рубаха шелковая, штаны новые, суконные, в короткие сапожки заправлены, на поясе – сабля. Воин – любо-дорого посмотреть.
– Заждался, Михаил? Прости, дела утрясал. Давай отойдем в сторону.
Глеб вытащил из-за пазухи кафтана свернутый в рулон пергамент.
– Передай лично Косте в руки, там все написано. Смотри, головой отвечаешь за свиток. Ежели что – сожги сразу!
Подивился Мишаня тому, что секретная информация писана оказалась, а не на словах, как говорил Костя, но смолчал.
– Понял.
– Тогда удачи!
Глеб повернулся и, не прощаясь, ушел.
На судне Мишаню уже ждали. Только на палубу ступил с причала, как швартов сбросили, и ушкуй отчалил.
В Хлынове Мишаня первым делом телегу нанял. Корабельщики мешки с гречкой погрузили, а потом сверху стекло бережно уложили. Другим рейсом уже остальные товары перевезли.
Не задерживаясь дома, Михаил отправился к Косте. Обрадовался сотник и, едва поздоровавшись, спросил:
– Ну, что Глеб?
Мишаня полез за пазуху кафтана за свитком.
– Вот, пергамент передал.
Костя пробежал глазами текст и удовлетворенно кивнул.
– А на словах передал чего?
– Да больше ничего. Он по делам спешил, сунул свиток и ушел.
Костя кивнул.
– Готовься, Михаил. Ищи еще судно и пару человек поопытней – кормчего, гребца на каждый ушкуй. Две седмицы у тебя времени. Остальные люди – мои будут. Только втихомолку все, помни об уговоре!
– Можешь не напоминать – знаю.
Мишаня позволил себе и команде день отдыха, а потом отправился к Павлу.
– Есть посудина, недалеко – на реке Проснице, в Сунцово. Там купец в бане угорел, а супружнице его судно без надобности, вот и продает.
– Едем смотреть.
Отправились на ушкуе, всей командой.
Судно оказалось лодьей торговой. Чуть длиннее ушкуя и значительно – на пару аршин – шире, пузатая. Осмотрел ее Павел и вынес вердикт.
– Оно, конечно, руки еще приложить надобно, осмолить. Тихоходна будет – больно широка. Грузу много возьмет, спору нет. Только наш-то ушкуй вдвое быстроходнее будет.
Поторговавшись с купчихой, вдвое сбили цену.
– Вот что, Павел. Даю тебе три дня. Приводи судно в порядок и переправляй его на Молому, в затон – ну, где другой ушкуй стоит. И людей на лодью найди – кормчего и еще одного матроса, чтобы парус ставить.
– Чего так торопимся? – сразу насторожился Павел.
– Через две седмицы выходить надо будет. И заметь – всем трем судам.
Покачал Павел неодобрительно головой, однако возражать не стал. Видно – что-то знает Михаил такое, что другим знать заказано, потому и не все сказывает. «Ладно, лишь бы за работу платил сполна», – успокаивал себя Павел. А с оплатой Мишаня не скупился.
Пока лодью в порядок приводили, Мишаня стеклом занялся. Нашел людей знающих, которые стекло порезали да в окна вставили. Сам доволен остался, а домочадцы – так те просто от окон не отходили. После подслеповатого оконца в старой избе, затянутого бычьим пузырем, прозрачное стекло воспринималось дивом заморским.
– Лепота! Видно все и не дует.
– Только осторожнее с ним, не стучите, а то расколется, – предупредил Мишаня.
Оставшееся стекло на продажу выставил. Собственно, и стекла-то оставалось всего несколько листов, размером локоть на локоть, немного мутноватого, с вкраплениями. А разобрали сразу, несмотря на немалую цену. И кто? Купцы! То неудивительно: ларчик просто открывался – лучшей рекламы, чем вставленные в своем доме стеклянные окна, и не придумаешь!
И следующим днем уже два купеческих дома красовались со стеклом в окнах.
Народ глядел, дивился. А к Мишане люди подошли – из тех, что побогаче.
– И мы такого же хотим!
Пообещал Михаил по осени еще подвезти.
Была у купечества такая черта – если у соседа что-нибудь новое появилось, то и я куплю, и не такое же, а непременно лучше, выше, больше. Запряг сосед в повозку пару гнедых лошадей, так я – тройку белых. Знай наших!
Прошло несколько дней, и вернулся Павел. Доложил, что лодья – в затоне.
– Ищи людей на суда, Павел. Срочно – времени в обрез.
– Где же я сразу столько нужных-то людей сыщу? Только ведь приплыл! Судно же ремонтировали!
– Знаю, Павел, знаю, и ценю твое усердие! Но как друга прошу – поспешай.
– Мы и так как черти в преисподней работали. Одной смолы две бочки на днище извели, едва сами от копоти отмылись.
Махнул рукой Павел, да и пошел выполнять очередное задание Мишани. А вернулся неожиданно быстро – за полдень солнце едва перевалило.
– Нашел, как есть нашел! – с порога сообщил радостный кормчий. – Почти целую команду! Вот повезло-то!
– Ну-ка, ну-ка, расскажи.
– Купца Замойникова знаешь? Лавка у него недалеко от Никольского храма.
– Как не знать!
– Ушкуй у него сегодня утоп. Рядом с пристанью, при всем честном народе. Как есть ко дну пошел. Мужики едва спастись успели. Хорошо еще, что без товаров ушкуй был, порожний.
– А сам Замойников как?
– Чего ему сделается? Он же сам на судне не – ходит.
– Так ты его людей перехватил, значит?
– Я об этом и толкую.
– Ну, пострел, везде поспел – молодец! Люди-то надежные? Кормчего самолично знаешь?
– Не знал бы – не привел. Да вон они, хозяин, на улице стоят.
– Заводи.
Переговорил Мишаня с корабельщиками. Про жалованье рассказал, про ходки за товаром. К людям присмотрелся. Когда постоянно с людьми общаешься, начинаешь с одного взгляда понимать – что за человек перед тобой. Вот и сейчас с ходу отсеял одного: глаза бесцветные, бегают, прямого взгляда избегает. Вот Мишаня ему сразу и сказал, что не нужно ему столько корабельщиков, и он, увы, – лишний.
Незадачливый корабельщик, пожав плечами и ухмыльнувшись, удалился.
Новый кормчий, Ванька-хромой, получивший приставку к имени из-за перелома ноги, кашлянул, обращая на себя внимание.
– Это ты правильно порешил, Михаил, что энтого отшил. Зря его Замойников в команду нашу взял. Мутный он какой-то, не верила ему команда. Вроде ничего ни у кого и не украл, вроде исполнительный, а веры ему нет, сумлеваюсь я в нем – а ну как подведет, коль туго придется.
