Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
Итак, мои друзья, если вы вскроете это письмо, то это знак, что меня что-нибудь задержало или я умер, и тогда я вам оставляю как бы в наследство исполнение клятвы, которую я дал Тюркуазе за несколько минут до ее смерти.
Рокамболь».Когда Мармузэ окончил чтение письма Рокамболя, то он вместо того, чтобы распечатать другой конверт, где находилась рукопись Тюркуазы, позвал Ванду и Ми-лона.
– Читайте, – сказал он, передавая им письмо. Ванда громко прочла поданное ей письмо.
– Итак, – проговорил наивный Милон, – то, что хотел начальник, будет исполнено нами.
– Мы сделаем это даже скорее, – заметил Мармузэ, – так как во время его отсутствия я уже занимался его делом.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросила Ванда с удивлением.
– Я сейчас объяснюсь, – ответил Мармузэ.
– Посмотрим рукопись, – заметил, в свою очередь, Милон.
– Из этого письма вы видите, что рукопись Тюркуазы касается маркиза Гастона де Моревера.
– Да.
– Разве я не рассказывал вам в прошлом году, какое сильное волнение произвело в обществе исчезновение маркиза Моревера?
– Нет, рассказывал, даже очень подробно.
– Один из его друзей, – продолжал Мармузэ, – Монжерон, употреблял все усилия, чтобы раскрыть эту тайну.
– Мы и это знаем.
– Монжерон был вчера утром убит на дуэли.
– Кем? – спросил Милон.
– Своим старым другом, бароном Генрихом С.
– Но… причина этой дуэли?
– Монжерон любил одну женщину, которую ненавидел барон Генрих.
– И эта женщина?
– Не кто иная, как прекрасная садовница, у которой нашли три месяца тому назад восковую фигуру, изображавшую собой труп маркиза де Моревера.
– Итак, эта женщина теперь в Париже?
– Я провел часть этой ночи у нее.
И тогда Мармузэ рассказал удивленным Ванде и Ми-лону все подробности относительно его свидания с мнимой женой дона Рамона.
– А теперь, – сказал он, – дайте мне совет.
– Говорите, – ответила Ванда, – в чем он должен заключаться?
– Должны ли мы прочесть эту рукопись тотчас же, или же мне нужно удостовериться сперва в том, что прекрасная садовница не оставила еще Париж?
– Я стою за последнее, – проговорила Ванда.
– И я тоже, – заметил Милон.
– Итак, – проговорил Мармузэ, – ты пойдешь со мной.
– Я готов, – ответил Милон.
Хотя у Мармузэ была отдельная квартира, но он, несмотря на это, занимал еще комнату в маленьком отеле Мариньянской улицы.
Он вышел из будуара и прошел в свою комнату.
Через десять минут после этого он уже окончательно переродился.
Мармузэ наследовал от Рокамболя неподражаемое искусство менять костюмы, лицо и фигуру.
Ванда не могла удержаться от улыбки при его новом появлении.
У него теперь были рыжие волосы и совершенно испитое лицо.
На нем был костюм жокея.
– Ты просто настоящий английский жокей, – заметила, улыбаясь, Ванда.
– Если прекрасная садовница узнает во мне обожателя, – заметил он, смеясь, – то после этого я не гожусь в его ученики.
Милон был одет по-обыкновенному, то есть как небогатый мещанин.
– Пойдем со мной, – повторил Мармузэ.
– Куда мы идем?
– К одной даме, у которой ты должен выдавать себя за моего дядю.
– Отлично.
– Ты старый конюший герцога де Шато-Мальи, который находился в большой дружбе с испанским герцогом де Салландрера.
– Что дальше?
– Ты слышал, что дон Рамон ищет конюха, а потому-то ты и привел меня к нему на эту должность.
– А я-то что же буду делать в это время? – спросила Ванда.
– Я не замешкаюсь, – ответил Мармузэ, – и скоро вернусь назад. Я хочу только убедиться, что птичка не улетела еще раз.
И, сказав это, он вышел с Милоном.
Маленький отель, в котором Мармузэ был в прошедшую ночь, нисколько не изменился.
В то время было ровно десять часов утра.
В одном из окон был виден лакей, вытрясавший большой ковер.
Мармузэ позвонил.
Тот же человек, который отворил ему дверь накануне, встретил его и теперь.
И, конечно, не узнал его.
– Что ты хочешь? – спросил он.
– Дон Рамон, кажется, хочет нанять кучера? – начал Милон самым добродушным тоном.
– Не знаю, – ответил лакей.
– Я хотел предложить ему на эту должность своего племянника.
– Барин только что поехал прокатиться верхом.
– Когда он вернется?
– К завтраку – в одиннадцать часов, – ответил скороговоркой лакей и без всякой церемонии захлопнул дверь перед самым носом Милона.
В это самое время у одного из окон показалась какая-то дама.
Мармузэ сразу узнал ее.
Это была она.
Тогда он дернул Милона за руку.
Милон понял его и сказал лакею:
– Хорошо, мы возвратимся еще. Тогда Мармузэ сказал Милону:
– Дядя, ты останешься здесь, где-нибудь по соседству.
– И буду сторожить отель?
– Ну, конечно.
– А даму?
– Ее-то, главное, и нужно сторожить. Если она выйдет, то ты проследишь за ней.
Милон сел на скамейку, стоявшую у соседнего домика, а Мармузэ ушел.
Итак, Милон поместился на скамейке. С этого обсервационного пункта ничто не могло остаться для него незамеченным.
Решетка сада, окружавшая дом прекрасной садовницы, была также сквозная, узорная, так что через нее можно было видеть все, что происходило в саду.
Прошло около часа.
Милон увидел в саду прекрасную садовницу, которая, как казалось, совершенно не обращала на него своего внимания.
Милон закурил сигару и спокойно стал смотреть вокруг себя.
Через несколько времени лакей снова вышел.
На этот раз он прямо подошел к Милону.
– Вы хотели говорить с доном Рамоном? – сказал он.
– Да, чтобы представить ему моего племянника.
– А где же он?
– Он сейчас вернется.
– Вы можете поговорить с ним сейчас же.
– Нет, я подожду.
– Но господин уезжает сейчас с барыней.
– В самом деле? – переспросил Милон, вздрогнув.
– Не были ли вы когда-нибудь кучером?
– Я и теперь кучер; я был конюхом у герцога де Шато-Мальи.
– Отлично. У нас заболел кучер, и его заменяет грум барыни, но он еще очень мал управлять такими лошадьми, как наши.
– Хорошо.
– Так пойдемте.
Час спустя Милон уже сидел на козлах.
Приехав в виллу, он поставил лошадей, а сам с лакеем отправился в кабак.
Но тут Милон попал в западню…
В это самое время Мармузэ и Ванда приступили к чтению рукописи Бирюзы (Тюркуазы).
Она начиналась следующим образом: «Дело происходило в 1823 году, зимой…»
Книга XVIII. Живой мертвец
Дело происходило в 1823 году, зимой. В дом № 14, помещавшийся на площади Лувуа, вошел молодой офицер.
Он поднялся на второй этаж и вошел в слабо освещенную комнату, где лежала молодая красивая женщина и тихо стонала.
