Бернард Корнуэлл - Арлекин
Бела сел за ее стол и сделал кое-какие заметки на куске пергамента.
— Сколько мельниц в Плабеннеке? — спросил он.
— Было две.
— Две, — повторил он, записав цифру, и осторожно добавил: — А вы знаете, что герцог сам заявил притязания на этот оброк?
— Герцог? — удивленно переспросила Жанетта. — На Плабеннек?
— Герцог Карл заявляет на него права как на свое ленное владение, — сказал Бела.
— Возможно, но мой сын — граф.
— Герцог считает себя опекуном мальчика, — заметил Бела.
— Откуда вам все это известно?
Стряпчий пожал плечами.
— Я получал от людей герцога письма о делах в Париже.
— Какие письма? — насторожилась Жанетта.
— О других делах, — успокаивающим тоном сказал Бела, — совсем о других. Оброк от Плабеннека, я полагаю, поступал ежеквартально?
Жанетта с подозрением посмотрела на стряпчего.
— С чего бы это управляющим герцога упоминать в письме к вам Плабеннек?
— Они спрашивали, не знаю ли я владеющее им семейство. Разумеется, я ничего не выдал.
«Лжет», — подумала Жанетта. Она занимала у него деньги. На самом деле она была в долгу перед половиной купцов Ла-Рош-Дерьена. Несомненно, Бела сомневался, что она оплатит свои векселя, и надеялся, что в конце концов с ним рассчитается герцог Карл.
— Месье Бела, — холодно проговорила графиня, — расскажите мне, что в точности вы сообщили герцогу и зачем.
Тот пожал плечами.
— Мне нечего сказать!
— Как здоровье вашей жены? — сладким голосом спросила Жанетта.
— С окончанием зимы ее боли проходят, слава Богу. Она здорова, мадам.
— Надолго ли хватит ее здоровья, — саркастически проговорила Жанетта, — когда она узнает, чем вы занимаетесь с дочкой вашего секретаря? Сколько ей лет, Бела? Двенадцать?
— Мадам!
— Не называйте меня мадам! — Жанетта так толкнула стол, что чуть не опрокинула склянку с чернилами. — Так о чем вы переписывались с управляющими герцога?
Бела вздохнул. Он накрыл склянку с чернилами крышкой, положил перо и потер ладонями впалые щеки.
— Я всегда заботился о законных правах вашего семейства. Это мой долг, мадам, и иногда я должен делать вещи, которых предпочел бы избежать, но они тоже входят в мои обязанности. — Он чуть заметно улыбнулся. — Вы в долгах, мадам. Вы можете довольно легко спасти свои финансы, выйдя замуж за человека с состоянием. Но вам, похоже, не хочется идти этим путем, и потому я вижу в вашем будущем только разорение. Разорение. Хотите совет? Продайте этот дом, и вам хватит денег, чтобы прожить два-три года. За это время герцог, несомненно, прогонит англичан из Бретани, и вы с вашим сыном восстановите свои права на Плабеннек.
— Вы думаете, этих дьяволов так легко победить?
Жанетта вздрогнула. Она услышала на улице топот копыт и увидела, как во двор въезжают люди Скита.
Они смеялись и совсем не походили на людей, которых скоро разобьют. Жанетта опасалась, что их просто невозможно разбить из-за этой их беспечной самоуверенности, которая так ее бесила.
— Я думаю, мадам, — сказал Бела, — что вы должны решить, кто же вы есть. Дочь Луи Алеви? Или вдова Анри Шенье? Вы торговка или аристократка? Если вы торговка, мадам, то выйдите замуж и успокойтесь. А если аристократка, то соберите все деньги, какие сможете, отправляйтесь к герцогу и найдите себе нового мужа с титулом.
Этот совет показался Жанетте дерзким, но она не возмутилась, а спросила:
— Сколько мы можем получить за этот дом?
— Я наведу справки, мадам, — ответил Бела.
Он уже знал ответ и знал, что Жанетте он не понравится. За дом в городе, занятом неприятелем, дадут лишь малую долю его истинной стоимости. Так что сейчас было не время сообщать сумму. Лучше подождать, пока она придет в полное отчаяние, и тогда стряпчий сам за гроши купит этот дом и разоренные поместья.
— В Плабеннеке есть мост через ручей? — спросил он, пододвигая к себе пергамент.
— Забудьте о петиции, — сказала Жанетта.
— Как хотите, мадам.
— Я обдумаю ваш совет, Бела.
— И не пожалеете об этом, — с готовностью ответил стряпчий.
Она запуталась, подумал он, запуталась и проиграла. Он получит ее дом и поместья, герцог присвоит Плабеннек, и она останется ни с чем. Чего и заслужила своим упрямством и заносчивостью, поднявшись слишком высоко над подобающим ей положением.
— Всегда к услугам вашей светлости, — смиренно сказал стряпчий.
Из чужого несчастья умный человек всегда сумеет извлечь выгоду, думал он. Жанетта созрела, чтобы ее ощипать. Поставь кошку пасти овец, и волки будут сыты.
Жанетта не знала, что делать. Ей не хотелось продавать дом, и она боялась, что продажа принесет мало денег. Но как их еще можно было достать? Примет ли ее герцог Карл? Он никогда не проявлял признаков дружелюбия с тех пор, как воспротивился ее браку с племянником, но, возможно, теперь смягчился? Может быть, он защитит ее? Решив помолиться, чтобы Бог подсказал ей нужное решение, она накинула на плечи шаль, прошла через двор, не обращая внимания на только что вернувшихся солдат, и направилась в церковь Святого Ренана. Там печально стояла статуя Богородицы, лишенная англичанами позолоченного нимба. Жанетта часто молилась образу матери Христа, веря, что она особенно печется о женщинах в беде.
Сначала ей показалось, что тускло освещенная церковь пуста, но потом Жанетта заметила прислоненный к колонне английский лук, а у алтаря — стрелка, преклонившего колени. Это был красивый парень — тот, что заплетал свои длинные волосы в косу и связывал ее тетивой. Жанетту это раздражало, она считала подобное признаком тщеславия. Большинство англичан стригли волосы, но те, что хотели порисоваться, отращивали их экстравагантно длинными. Она собиралась уже выйти из церкви, но ее заинтересовал оставленный лук; она взяла его и удивилась его весу. Тетива висела не натянутая, и Жанетта задумалась, сколько нужно силы, чтобы согнуть этот лук и надеть ее на роговой конец. Она уперлась концом лука в каменный пол, пытаясь согнуть его, и тут же по каменным плитам пола к ее ногам подкатилась стрела.
— Если сможете натянуть тетиву, — проговорил Томас, по-прежнему стоя на коленях у алтаря, — получите право выстрелить.
Жанетта была слишком горда, чтобы признаться в неудаче, и слишком задета, чтобы не попробовать. Скрывая усилия, она лишь сумела чуть согнуть черное тисовое цевье и с гневом отшвырнула стрелу прочь.
— Одной из таких стрел убили моего мужа, — с горечью проговорила графиня.
— Я всегда удивлялся, почему вы, бретонцы и французы, не научитесь стрелять ими. Начните учить вашего сына лет в семь-восемь, и в десять он будет разить насмерть.
