Георгий Свиридов - Летом сорок первого
Как бы там не было, а факт оставался фактом. Гитлеровские танкисты беспечно и шумно плескались в реке. Загорелые, счастливые. А танки – шесть боевых машин, с распахнутыми люками, стальными громадами, стояли возле деревянного моста. Темно-серые, с белыми крестами. С царапинами и вмятинами, следами боев. Закомолдин никогда еще не видел так близко немецкие танки. Может быть, эти самые танки утюжили их военный городок... Волною подкатила к горлу ненависть к счастливым, загорелым, спортивного вида парням, которые так беспечно и шумно плескались в воде, валялись на песчаном берегу, подставив спины и животы знойному летнему солнышку, шутили, смеялись, подтрунивали друг над другом. В общем, вели себя так, как городские парни с какого-нибудь завода или фабрики, выехавшие в воскресенье в лес, на речку, поближе к природе. Только вместо автобуса стояли танки. Стальные, угрожающие. И никак не верилось, что именно эти обнаженные, загорелые, счастливые, смеющиеся парни, такие тренированные, с которыми хорошо бы играть в футбол, посоревноваться в беге, в плавании, в метании копья, а потом посидеть у костра, попеть песни, поесть печеной картошки, что именно эти самые парни, надев свою черную форму, которая вместе с оружием аккуратно разложена на траве, именно они на своих железных машинах вторглись в нашу страну, неся горе и страдание, разрушили мирную жизнь, подожгли дома, стреляли в упор из пушек и пулеметов. И Закомолдин не мог, не имел права щадить их. Только сердце его, Сергея, еще не очерствело от ненависти, и он чувствовал где-то в глубине своей души горечь несправедливости, поскольку привык встречаться с противником, готовым к бою, чтобы в равных условиях бороться за победу. До сегодняшнего дня ему не приходилось нападать на голых и, по существу, беззащитных людей. Но этот внутренний голос не мог удержать его от конкретных действий. Закомолдин – командир, и он не мог поступать иначе. Они бы, немцы, в подобной ситуации нисколько бы не миндальничали, даже и не задумывались, а радовались бы такой удаче: вывести из строя боевые экипажи и захватить танки!
Все эти мысли пронеслись в голове Сергея за какие-то считанные секунды, пока он, соблюдая предосторожность, оглядывал местность, определял характер внезапной атаки и давал шепотом приказы Неклюдову и Шургалову. Немцев и по количеству было больше, чем бойцов во взводе Закомолдина, да и по вооружению они значительно их превосходили, плюс танки.
– Наша сила – это внезапность! Основная задача – отсечь немцев огнем от машин, не дать им возможности воспользоваться своей техникой.
Закомолдин умышленно не произносил слова «танки», поскольку даже один вид пустых боевых машин внушал каждому из бойцов опасение. Еще бы! Если в танке окажется хоть один вражеский танкист, то нашим бойцам, откровенно говоря, будет не сладко.
– Сигнал к бою – крик петуха, – закончил Закомолдин.
Отряд разделился, и каждая группа во главе со своими командирами с разных сторон поползла к дороге и реке. Притаились за придорожными кустами. До немецких танков рукой подать. От них несло запахом бензина. Вдруг сбоку, на опушке леса, отвлекая внимание немцев, послышалось квохтанье кур и веселый звонкий петушиный крик:
– Ку-ка-реку!
Дальнейшие события разворачивались быстро.
Трое немцев, загоравших на солнце, чуть приподнялись и стали вслушиваться. Крик петуха, судя по выражению их лиц, показался им подозрительным. Двое других, схватив автоматы, направились туда, к кустам, откуда донесся голос петуха. Их подзадоривали веселыми выкриками товарищи.
А в следующую секунду все вокруг преобразилось. Лес ожил. Гулко заработал ручной пулемет Ляхоновича, звонко застрочили автоматы, и, грохнув нестройным залпом, началась винтовочная стрельба. В гитлеровцев полетели гранаты.
– Бей гадов!
– Кроши!
Фашисты в панике заметалась по берегу. Одни выскакивали из воды, бежали к одежде, к оружию, другие, наоборот, бросились в воду, надеясь переплыть на тот берег и там скрыться, спастись. Многие падали, скошенные пулями и осколками. Послышались отчаянные крики, вопли, стоны раненых. Нескольким немцам все же удалось добраться до оружия, и они, отстреливаясь, стали отходить к танкам. Весь огонь нападающих был невольно сосредоточен на них. А тем временем другая группка, выбравшись из воды, как были голышом, под пулями бросились со всех ног к боевым машинам. Некоторым из них все же удалось добежать к танкам, нырнуть в открытые люки. Два танка взревели моторами.
Закомолдин растерялся. Лишь на мгновение растерялся. Случилось то, чего он больше всего опасался. Бойцы, разгоряченные успешной атакой, опьяняющим азартом своего торжества, в запарке боя допустили прорыв гитлеровцев к двум машинам. Обстановка требовала немедля, как можно скорее, вывести эти танки из строя. Они развернутся, ударят из пушек и пулеметов, и тогда ситуация резко изменится в пользу гитлеровцев.
– Танки! Выводи их из строя! Гранатами! Под гусеницы! – Закомолдин, размахивая пистолетом, выбежал на открытое пространство. – Выводи из строя танки!
Но гранат ни у кого из красноармейцев не было. Те несколько штук, которые имелись, швырнули в гитлеровцев в первые же минуты боя. По танкам пульнули из винтовок, грохнули автоматные очереди. Пули звонко защелкали по броне, сбивая краску. Да разве винтовочными и автоматными пулями броню пробьешь, разве танки остановишь?
Тут произошло то, что Закомолдин и его боевые друзья даже и не ожидали. Боевые машины, пыхнув голубоватым дымком, одна за другой как-то нервно, рывковато, подали назад, развернулись и, к удивлению оторопевших красноармейцев, спешно набирая скорость, поддавая газу, стремительно покатились прочь, грохоча стальными гусеницами о мощенную камнями мостовую...
– Ха! И немцы драпают! – весело выкрикнул Иван Коршин, снимая общее напряжение. – Ну, дают же, гады! Вперед, ребята!
Оставшиеся в живых гитлеровцы долго не сопротивлялись. С ними было покончено в считанные минуты. Перестреляли и тех, которые находились в реке, и тех, что выбрались на противоположный берег. Лишь один уцелел и, спасаясь от пуль, бежал зигзагом по цветущему лугу в сторону леса.
– Червоненко, давай спину! – заорал Ляхонович, поднимай ручной пулемет.
Червоненко встал, нагнул голову, расставил ноги и уперся руками в колени. Ляхонович положил пулемет ему на спину и, стоя, дал несколько очередей. Бежавший как-то неестественно дернулся, упал, потом вскочил и, сделав неуверенно пару шагов, снова повалился лицом вниз...
– Готов! – Ляхонович, возбужденно сверкая белками глаз, развернул пулемет на двух раненых немцев, истекавших кровью у самой воды и моливших о пощаде. – Добивай поганцев!
