Кристофер Сэнсом - Плач
– Спасибо, сэр. Посмотрите, у меня и туфли новые. – Девушка чуть приподняла платье, чтобы показать квадратные белые туфли из хорошей кожи.
– Просто картинка, – улыбнулся я.
– А платье из лучшей кендальской шерсти, – сообщила Агнесса. – Оно не сносится много лет.
– Куда вы пойдете гулять? – спросил я.
– На луга Линкольнс-Инн. Надеюсь, сегодня погода опять будет хорошей, – ответила Джозефина.
– Небо безоблачное. Но мне уже нужно поторопиться. Агнесса, мне нужна чистая рубашка. – Я распахнул свою робу, показывая следы маленьких ручек, и сокрушенно пояснил: – Мой крестник.
– Ай-ай-ай! Я позову Мартина.
– Я могу принести рубашку из-под пресса, – сказал я, но миссис Броккет уже звала мужа.
Он появился из столовой в переднике – должно быть, чистил серебро, так как от его одежды пахло уксусом.
– Мартин, ты можешь достать мастеру Шардлейку чистую рубашку? – Как всегда, говоря с супругом, Агнесса сменила тон. – Его маленький крестник запачкал ту, что на нем.
Она улыбнулась, но Мартин только кивнул. Он редко смеялся или улыбался. Похоже, этот человек родился без чувства юмора.
Я поднялся к себе в комнату, и через пару минут появился Броккет с чистой рубашкой. Он положил ее на кровать и встал, ожидая.
– Спасибо, Мартин, – сказал я, – но я оденусь сам. Замаранную оставлю на кровати.
Мой слуга всегда хотел во всем помогать мне, и теперь с несколько расстроенным видом поклонился и вышел.
Сменив рубашку, я вышел из спальни и внизу лестницы увидел Джозефину. Она несла кувшин с горячей водой, осторожно держа его перед собой, чтобы он не коснулся ее нового платья. Девушка пронесла его через открытую дверь гостиной в столовую, где Мартин все еще чистил серебро.
– Поставь на стол, – сказал он. – На салфетку.
– Да, мастер Броккет.
Служанка отвернулась, и я увидел, как она бросила в спину Мартина неприязненный взгляд с долей презрения – вроде того, какой я заметил вчера. Это озадачило меня. Конечно, одни лишь холодные манеры Броккета не могли вызвать подобного взгляда от такой доброй души, как Джозефина.
* * *Я оставил Бытие в конюшне и недолгий путь до Линкольнс-Инн прошел пешком. Барак еще не вернулся, но и Скелли, и Николас были заняты за своими столами. Джон встал и принес мне записку. Его глаза за очками в деревянной оправе сверкали любопытством.
– Только что доставили для вас, сэр. Принесла женщина, ухаживающая за мастером Билкнапом.
Я взял записку и сломал печать. На листке было с трудом накорябано:
Мне сказали, что нужно готовиться к скорой встрече с Создателем. Не могли бы вы в качестве любезности навестить меня завтра после церкви?
Стивен БилкнапЯ вздохнул – совсем забыл об этом человеке. Но я не мог оставить такую просьбу без внимания и написал ответ, что буду у него после церковной службы. Затем попросил Скелли доставить его, а когда Джон ушел, обратился к Николасу. Сегодня тот был одет скромно – в короткой черной робе в соответствии с правилами. Он протянул мне кипу бумаг:
– Мое изложение основных пунктов по тому делу о передаче собственности.
Я быстро просмотрел листы. Писал он не очень разборчиво, но материал был изложен толково и логически выстроен. Возможно, парень в конце концов взялся за ум. Я взглянул на него – Овертон был шести футов ростом, и мне пришлось задрать голову. Его зеленые глаза смотрели ясно и прямо.
– У меня есть новая работенка, – сказал я. – Дело конфиденциальное и требует осмотрительности, и, к несчастью, следующие несколько дней, если не больше, я буду мало бывать в конторе, и тебе понадобится потратить несколько лишних часов. Ты готов к этому?
– Да, сэр, – ответил мой ученик, но я расслышал в его тоне неохоту. Конечно – это же означало провести меньше часов в тавернах с другими молодыми джентльменами.
– Надеюсь, это продлится недолго. И еще я был бы рад твоей помощи в некоторых аспектах этого нового дела. Я бы хотел, чтобы сейчас ты пошел со мной допросить нескольких свидетелей, – сказал я и, поколебавшись, добавил: – Дело касается убийства, и по просьбе родителей жертвы я помогаю следствию. Я собираюсь взять показания констебля, а потом еще с нескольких свидетелей.
Николас тут же оживился:
– Поймать негодяя – достойная задача!
– Если я возьму тебя с собой на расследование, ты должен держать все услышанное в строгой тайне. Это не тема для обсуждения в таверне. Болтовня может привести меня – и тебя тоже – к беде.
– Мне известно, что дела должны храниться в тайне, сэр, – ответил Овертон несколько чопорно. – Всякий джентльмен должен блюсти это правило.
– И никакое другое строже этого. Ты обещаешь?
– Конечно, сэр, – обиженно ответил молодой человек.
– Прекрасно. Тогда пойдем сейчас к собору Святого Павла. Убитый был печатником. Когда я буду задавать людям вопросы, слушай внимательно, и если у тебя возникнут свои вопросы и ты сочтешь их уместными, то можешь тоже задать их. Как вчера с миссис Слэннинг, – добавил я. – Тогда ты хорошо проявил себя.
Николас просиял:
– Я думал, не зашел ли слишком далеко. Не откажется ли она от ваших услуг.
– Да уж, вот была бы трагедия! – сардонически заметил я. – А теперь пошли. – Тут мне пришла в голову новая мысль. – Ты сегодня при мече?
– Да, сэр. – Овертон покраснел. Он любил гулять по улицам с мечом и видел в этом шик.
Я улыбнулся:
– Поскольку твой отец владеет землями, ты считаешься джентльменом, а джентльменам позволено носить на людях меч. Мы можем обратить законы о роскоши в свою пользу. Это может произвести впечатление на тех, с кем мы будем разговаривать.
– Спасибо. – Николас достал свой меч в ножнах из прекрасной кожи с узором в виде виноградных листьев и опоясался им. – Я готов.
Глава 7
По Стрэнду мы дошли до арки Темпл-Бар и вышли через нее на Флит-стрит. Уже миновал полдень, и я был рад, что Тамасин накормила меня. Привычный размашистый шаг Николаса был для меня чересчур скор, и я велел ему идти помедленнее, напомнив, что юристы – люди почтенные и должны ходить степенно. Проходя по мосту Флит-бридж, я задержал дыхание, чтобы не вдыхать поднимающийся от воды смрад. Туда плюхнулась свинья – она бултыхалась в грязи, а ее владелец, стоя по колено в зеленой пузырящейся воде, пытался ее вытащить.
Мы прошли мимо тюрьмы, где, как всегда, заключенные протягивали сквозь прутья руки, прося подаяния, потому что если б никто не давал им на пропитание, они бы умерли с голоду. Мне подумалось об Анне Эскью в Ньюгейтской тюрьме, которой давали деньги фрейлины королевы. Оттуда ее перевели в Тауэр, где пытали, а потом отправили к столбу. Я содрогнулся.
