Иария Шенбрунн-Амор - Железные франки
Вот и долина Оронтеса. Князь натянул удила. Сбившиеся в плотную стаю бесчисленные византийские шатры покрыли собой всю равнину. Раймонд определил место, где кольцо осаждающих казалось самым уязвимым, построил полки клином, пробормотал слова Давидова псалма: «И долиною смертной тени, не убоюсь зла», – и, как копье сквозь ткань, прорвался сквозь неприятельский лагерь к городским воротам, распахнувшимся перед своим властителем.
Пуатье сумел проникнуть в Антиохию через блокаду, но избавиться от греков оказался бессилен. День и ночь порфироносный продолжал обстреливать стены, вселяя ужас в сердца горожан. Ромеи подвели под бастионы гигантские осадные башни, защищенные от горящих стрел пропитанными уксусом шкурами, и передвигали их перед укреплениями на колесах из дерева и железа. В каждой такой греческой махине прятались сотни лучников, осыпавшие город дождем дротиков и стрел. Баллисты, установленные на верхних площадках башен, метали в древние куртины гигантские камни, от их падения тряслась земля. По всей Антиохии пылали пожары, до внутренних улиц долетали каменные снаряды, рушились фортификации и строения, погибали солдаты и мирные жители.
Констанция переживала осаду впервые. Это оказалось страшно, но не так страшно, как она опасалась. Зато прекратилось прежнее размеренное, сонное существование, бывшие хозяйственные хлопоты теперь казались бессмысленными и скучными, были заброшены унылое вышивание и сушка розмарина. Жизнь стала непредсказуемой и захватывающей. Каждый день княгиня объезжала город в сопровождении охраны, и вид юной властительницы вселял отвагу и стойкость в защитников. Впервые Констанция почувствовала себя важной и нужной, любимицей народа и армии, и перед этим чудесным, пьянящим ощущением отступил всякий страх. К тому же, раз Раймонд вернулся в город, победа была обеспечена. Не знала ли она с младенчества, что город совершенно неприступен? Несравнимо легче разделять опасность вместе с князем и всеми воинами, чем, как прежде, в бессильной неизвестности караулить у окна возвращение ополчения! Нет, никогда больше она не вернется к прошлому тусклому прозябанию!
Только день проходил за днем, а император даже не думал отступать, и с каждым погибшим осада все меньше походила на захватывающую игру и все больше – на ужасную беду. Опытные греческие инженеры под прикрытием выстроенных ими сооружений пытались перекинуть мосты через реку и рвы, воздвигали валы, строили собственные укрепления и возводили осадные башни такой высоты, что нападающие оказывались выше защитников. Стенобитные франдиболы крушили бастионы камнями в вес человека, тараны без передышки били в ворота, из гигантских требюше летели в недра города медные горшки с неугасимым греческим огнем, подобные чудовищным драконам.
Греки были настроены неумолимо, и, в отличие от сельджуков, у византийцев хватало терпения и умения осаждать самые неприступные твердыни, их искусные строители подкапывались под укрепления, постепенно заменяя выкопанные из фундамента камни деревянными опорами, а когда вынимали столько камней, что продолжать подкоп становилось опасно, бревенчатые крепления поджигали, и лишившаяся поддержки кладка рушилась. Именно так всего за тридцать семь дней Иоанн обвалил мощные бастионы Аназарба в Киликии. Как долго быстрые воды Оронтеса смогут защищать фортификации Антиохии?
Во время передышек в обстрелах Констанция объезжала бастионы. Верный Анри заставил ее напялить неудобную двойную кольчугу, у бедра болтался в деревянных ножнах выкованный по ее мерке обоюдоострый Жуайёз, перевязь щита немилосердно оттягивала левое плечо, но со стороны она выглядела настоящей воительницей. Только шлем висел на луке седла, чтобы солдаты узнавали свою Констанцию Антиохийскую.
– Говорил же я, ваша светлость, что нам еще сражаться бок о бок, – оглядел ее с гордостью Анри. – Да я за вами как за непробиваемым щитом! – Старый вояка распрямил плечи и задорно встряхнул жидкими седыми прядями, помолодев лет на двадцать.
Опустевшие улицы с плотно закрытыми воротами, запертыми дверьми и заколоченными ставнями, покинутый базар и ряды заброшенных ремесленных лавок вели из цитадели к городской ограде. В воздухе висел запах гари и зловоние скопившегося мусора, летали мухи. На углу, там, где еще вчера стоял каменный дом, высилась куча щебня и осыпались с шуршанием известковые остатки стены. От огромного раскидистого тутового дерева, которое годами роняло на прохожих свои фиолетовые сочные, пачкающие, вкусные ягоды, остался лишь покореженный ствол. Только цоканье лошадиных копыт нарушало угрюмую, напряженную тишину, отдавалось от глухих оград и гулко разносилось по затаившемуся городу, лишенному своего главного, бурливого, прежде не утихавшего занятия – торговли.
Все куртины и сторожевые башни были заполнены несущими караул ратниками, пехотинцы сидели на земле, на вытоптанной траве, вокруг костров и на камнях, в огромных котлах кипела смола и дымилось варево. Завидев свою «маленькую княгиню», вскочили даже самые усталые, замахали руками, обрадованно заорали. Закопченные измученные лица осветили улыбки. Констанция покраснела от гордости и радости, ей не удавалось сохранять подобающий правительнице и заступнице величавый и невозмутимый вид. Здесь, среди солдат, она оказалась нужна, здесь ей были рады! Вот в чем таилось ее истинное предназначение – вдохновлять защитников! Поднятой рукой в кожаной перчатке, улыбками и милостивыми кивками приветствовала княгиня своих бравых бойцов.
Где-то далеко позади со свистом перелетел через стену и гулко шмякнулся у самой Башни Двух Сестер большой осколок скалы. Вскоре земля содрогнулась от падения еще одного камня, за ним – следующего. Над домами поднялось густое облако пыли, полыхнул пожар. Скакавший за ней Анри крикнул:
– Княгиня, возвращаемся! Грануш с меня голову снимет, если я вашу светлость под обстрелом буду таскать.
Нет, она ни за что не вернется! Татик, конечно, возмущалась заведенным Констанцией обычаем гарцевать вдоль укреплений, но Раймонд как-то назвал супругу «нашим талисманом», и этого было достаточно, чтобы она полезла в любое пекло. Да и чего бояться? Впервые в жизни она делала что-то действительно нужное, по-настоящему важное, что может совершить одна она, Констанция, дочь Боэмунда, внучка князя Тарентского, правнучка знаменитого покорителя Южной Италии Гвискара! Ей было отчаянно весело и ничто не могло заставить ее бежать!
– Анри, только до ворот моста!
Констанция пустила Молнию в галоп. Пусть огромная мужская кольчуга бесформенно обвисла, тяжелый щит хлопал лошадь по боку, и нелепо болтался на перевязи бесполезный Жуайёз, но восторженные приветствия гарнизона доказывали, что воины видели в юной златовласой княгине своего ангела-хранителя! Она не могла удержать счастливой улыбки.
