Морис Леблан - Графиня Калиостро
Я поклялся вечным спасением души выполнить все эти указания. На следующий день священник взошел на эшафот. Монсеньор, я был очень молод, но клятву сохранил свято. Моя тетушка вскоре умерла, я остался один, пошел в солдаты, участвовал во всех войнах, которые вели Директория и Империя. К моменту падения Наполеона мне исполнилось тридцать три года, я вышел в отставку в чине полковника и вернулся в родные места. В пасхальное воскресенье 1816 года в церкви де Гер я увидел семисвечник рядом с алтарем, но человека в черном перед кропильницей не было. С тех пор я, как верный своему долгу солдат, стоял на посту каждую пасху. Мне удалось купить замок де Гер. Я ждал, но человек в черном так и не появился. И за все эти годы я не слышал ни единого слова, которое имело бы хоть малейшее отношение к этому делу. Межевой камень стоял на месте. Ризничий прихода де Гер в праздники зажигал свечи на канделябре. Но никто не пришел на свидание со мной.
Что мне делать? К кому обратиться — к князьям церкви или к светским владыкам Франции? Но нет, моя миссия была определена четко, я не имел права действовать по своему усмотрению.
Я молчал, испытывая муки совести. Мне было страшно думать, что я умру и унесу в могилу такую важную тайну. Монсеньор, с сегодняшнего вечера все мои сомнения и угрызения совести исчезли. Ваше случайное появление в моем замке кажется мне свидетельством Провидения, это перст Божий. Вы олицетворяете одновременно власть духовную и светскую. Как архиепископ вы представляете церковь, как сенатор — государство. Я не совершаю ошибки, открывая вам тайну, непосредственно затрагивающую интересы обоих. Отныне вам принимать решение, вам делать выбор. Действуйте, монсиньор, обсудите этот вопрос, с кем сочтете нужным. Как только вы назовете, в чьи руки должны быть переданы священные сокровища, я сообщу все необходимые сведения».
Кардинал де Бонншоз выслушал этот рассказ, не прерывая собеседника. Он не мог скрыть от шевалье дез'Оба, что эта история выглядит не слишком правдоподобной. Тогда шевалье вышел и через минуту вернулся с маленьким ларцом:
«Вот та самая шкатулка, которая была скрыта в углублении межевого камня. Мне показалось более благоразумным взять ее оттуда. Я вручаю ее вам, монсеньор. Взгляните и оцените несколько сотен камней, которые лежат здесь. Тогда вы поверите, что мой рассказ правдив, а достойный священник не ошибся, когда говорил о несметных богатствах».
Уверенная речь шевалье и представленные им доказательства убедили кардинала отнестись к делу вполне серьезно и пообещать старику известить его, когда решение о судьбе клада будет принято. На этом беседа завершилась.
Архиепископ, без сомнения, сдержал бы слово, но обстоятельства помешали, обстоятельства в высшей степени драматические — война с Пруссией и бедствия, последовавшие за ней. Империя пала, Францию наводнили неприятельские войска. Когда угроза оккупации нависла над Руаном, кардинал решил переправить в Англию самые важные документы и присоединить к этому ценному багажу и шкатулку шевалье.
4 декабря, накануне того дня, когда немцы должны были войти в Руан, доверенное лицо архиепископа сьер Жобер сам управлял кабриолетом, выехал в Гавр, где должен был сесть на корабль. Но двумя днями позже труп Жобера обнаружили в лесу, в десяти километрах от Руана. Весь багаж с документами вернулся обратно, а кабриолет, лошади и шкатулка исчезли. Расследование пришло к выводу, что несчастный стал жертвой банды немецких кавалеристов, грабивших в окрестностях богатых горожан, которые искали спасения в Гавре.
Этим беды не окончились: в начале января кардинал получил послание шевалье дез'Оба. Старик не смог пережить поражения Франции. Перед смертью он неразборчивым почерком нацарапал две фразы: «Местонахождение клада указано на дне шкатулки. Канделябр спрятан в саду моего замка».
Таким образом все следы исчезли.
Шкатулка украдена, и не осталось доказательств, подтверждающих, что рассказ дез'Оба содержал хоть крупицу истины. Камней никто не видел. Существовали ли в действительности? Быть может, это была лишь фантазия старого дворянина? Да и сам ларец — не хранилась ли в нем всего-навсего театральная бижутерия, подделки?
Мало— помалу кардиналом овладевали сомнения, и достаточно серьезные, поэтому, по здравом размышлении, он решил ни к кому не обращаться, а хранить молчание обо всей этой истории. К рассказу шевалье дез'Оба следовало, скорее всего отнестись как к старческому бреду. Распространять подобные сведения было бы слишком рискованно.
Итак, кардинал молчал, однако…
— Однако… — повторил Рауль д'Андрези, выглядевший чрезвычайно взволнованным.
— Однако, — продолжала Жозефина Бальзамо, — на всякий случай архиепископ оставил несколько страниц записок, в которых во всех подробностях изложил беседу в замке де Гер и все, что за этим последовало. Записки он не успел сжечь перед смертью, и они были найдены в одной из его богословских книг, проданных с аукциона вместе со всей библиотекой.
— Кто же нашел этот документ?
— Боманьян.
Жозефина Бальзамо завершила свой рассказ, который она вела слегка монотонно и склонив голову, словно повторяя вытверженный урок. Подняв взгляд, она была удивлена выражением лица Рауля.
— Что с тобой? — вырвалось у нее.
— Я в полном восторге. Ты только подумай, Жозина: три старика передавали друг другу тайну, словно эстафету, и вот, век спустя, она дошла до нас. Мы владеем потрясающим секретом, достойным всех средневековых чудес! Все звенья цепи целы, и последнее звено — Боманьян. Что он делает? Что собирается предпринять? Сумеет ли оказаться на высоте своего предназначения? Наконец, следует ли мне стать его союзником или вырвать факел из его рук?
Графиня Калиостро не прерывала его, ибо самые главные слова еще не были сказаны.
— Продолжай, Жозина! — промолвил Рауль. — Мы ступили на удивительный путь, так пойдем же по нему рука об руку и вместе достигнем цели, которая находится совсем рядом от нас.
— Сущность человека, именуемого Боманьян, можно раскрыть одним словом: честолюбие, — заговорила Жозефина. — С самого начала он поставил себя и свою духовную карьеру на службу безмерному тщеславию. Оно привело его к иезуитам, со временем он занял среди них видное место. Нечего и говорить, каким влиянием в обществе он пользуется. Завладев записками кардинала де Бонншоза, он потерял голову. Перед ним открылись небывалые горизонты, его от природы страстная душа загорелась. Ему удалось уговорить кое-кого из руководителей ордена, поманив их неслыханным богатством, и он добился того, что под его начало были отданы могущественные силы вездесущих иезуитов. Вскоре Боманьян собрал вокруг себя дюжину нормандских мужланов, более или менее родовитых, но погрязших в долгах. Он слегка приподнял перед ними завесу тайны, не раскрывая главной части своего плана. Он сколотил настоящую банду, готовую пойти за ним на любое преступление. Каждому была определена своя задача, свое поле деятельности. Боманьян подчинил себе этих дворянчиков с помощью золота, на которое не скупился.
