Эндрю Ходжер - Храм Фортуны
Внезапно Сабин увидел, что несколько матросов, бесцельно слонявшихся до того по палубе, вдруг бросились к правому боргу, перегнулись через него и принялись оживленно переговариваться, возбужденно жестикулируя.
— Что там такое, интересно? — спросил трибун у Корникса, который тоже смотрел в направлении группы матросов.
— Не знаю, — пожал плечами галл. — Акулу, наверное, увидели или морского змея.
Сабин недовольно хмыкнул и махнул рукой.
— А ну-ка, узнай, в чем дело.
Корникс неохотно поднялся на ноги, держась за мачту, и медленно двинулся к матросам. Их крики становились все громче.
Сабин забросил в рот последний кусок сыра, отломил хлеба и сосредоточенно жевал пищу, не сводя глаз с Корникса, который уже подошел к борту и теперь тоже с любопытством смотрел на что-то, находившееся в море.
Наконец, один из матросов побежал за шкипером, а Корникс вернулся к хозяину.
— Они говорят, там человек за бортом, — пояснил галл. — Я, правда, ничего не разглядел — бревно какое-то плывет, и все. Матросы уверены, что это кто-то из пиратов, уцелевших после боя, и собираются повесить его на рее.
На палубе появился заспанный и злой Никомед.
Матросы выжидательно повернулись к нему.
Шкипер бросил мимолетный взгляд в море и потер ладонью гудящую голову.
— Поднимите его на борт, — распорядился он. — Сейчас посмотрим, что это за птица.
Сабин встал на ноги и подошел ближе. Теперь уже вполне можно было различить толстое бревно — в котором любой моряк признал бы обломок корабельной мачты — и судорожно вцепившегося в него человека.
Через несколько минут люди Никомеда втащили на палубу рослого черноволосого и чернобородого мужчину в одной набедренной повязке, предварительно отвязав от бревна, к которому тот был прикреплен тонким кожаным поясом.
Спасенный выглядел неважно — видимо, наглотался морской воды. Матросы, не скрывая враждебности, обступили его, негромко переговариваясь и ожидая команды своего начальника.
— Ну, что ж, — сказал Никомед. — Все ясно. Весело тебе было разбойничать и нападать на мирные корабли? — обратился он к мужчине. — А вот сейчас мы тебе покажем....
Сабин сделал еще шаг и взглянул в лицо чернобородого. Тот ответил ему дерзким взглядом, уже понемногу приходя в себя.
— Так вы спасли его только для того, чтобы теперь повесить? — спросил трибун, поворачиваясь к Никомеду.
— Морские законы — это святое дело, господин, — глубокомысленно заявил тот. — Мы. обязаны были помочь человеку, очутившемуся в воде, но поскольку это явно кто-то из пиратов, разбитых цезарским флотом, то мы имеем полное право вздернуть его на рее. Так уж принято на море, господин.
— А почему ты уверен, что он разбойник? — спросил Сабин, нахмурившись. — Может, их судно потерпело крушение?
— Конечно, — ухмыльнулся Никомед. — Да посмотри на его рожу, господин, бандит, клянусь Аполлоном.
«На свою бы посмотрел, — хотел сказать трибун. — Ничем не лучше».
Но он промолчал и повернулся к чернобородому.
— Как тебя зовут?
— Феликс, — глухо ответил мужчина, осторожно разминая затекшие руки.
— Кто ты такой?
Тот поднял голову и снова смело встретил испытующий взгляд трибуна.
— Вы же все равно не поверите, если я скажу, что мое судно разбило бурей и лишь один я спасся?
— Где разбило? Когда? — вмешался Никомед. — Не заговаривай нам зубы, любезный. Тебя ждет веревка, как ни крути.
— Подожди, — рявкнул Сабин и снова посмотрел на мужчину.
Несколько секунд они не сводили глаз друг с друга.
Почему-то Сабину этот человек понравился. Да, он практически не сомневался, что это один из морских разбойников, чудом спасшийся с затопленного корабля, но... Доведись им встретиться в бою, трибун точно не пощадил бы его, однако повесить безоружного и истощенного борьбой с волнами...
Сабин принял решение.
— Поворачивай к берегу, — бросил он Никомеду.
Тот насупился и не двинулся с места.
— Ты что, не слышал?
— Ты человек сухопутный, господин, — глухо сказал грек, трезвея на глазах. — Ты их не знаешь. Вот такие молодцы напали на мое судно в прошлом году у берегов Корсики. Я до сих пор приношу жертвы богам за то, что они сохранили мне жизнь. А сколько матросов отправилось на дно?
Столпившиеся вокруг люди Никомеда глухо зароптали, обжигая чернобородого злыми взглядами.
— Я солдат, — коротко ответил Сабин. — Я не убиваю безоружных. Если бы ты решил сдать его претору, я бы не вмешивался. Но ведь понятно, что, как только мы покинем твой корабль, этот человек будет повешен. Я не хочу быть соучастником убийства. Сейчас мы высадим его на берег, и пусть делает, что хочет. Если я поймаю его когда-нибудь с мечом в руках, то, клянусь ларами, сам отрублю ему голову. А пока он только твой пассажир. За его провоз я тебе хорошо заплачу. Поворачивай.
Алчность боролась в Никомеде с жаждой мести, но наконец любовь к золоту победила.
— К берегу! — крикнул он рулевому и окинул взглядом матросов. — А вы что стоите, лентяи?
Те начали неохотно расходиться, глухо ругаясь под носом,
— Всей команде по два денария, — громко возвестил Сабин. — Шевелись, ребята.
Матросы заметно оживились и разбежались по своим местам. Трибун посмотрел на спасенного.
— Ну, Феликс, — сказал он негромко, — считай, что сегодня у тебя удачный день.
Тот молча отвернулся и принялся вытирать с густых волос соленую влагу.
Вскоре «Золотая стрела» подошла к берегу, рулевой бросил якорь, Никомед перегнулся через перила мостика.
— Вылезай! — крикнул он. — Или тебе еще лодку подать?
Феликс поднялся на ноги и двинулся к борту. До земли было всего футов двадцать.
Сабин следил за высокой фигурой, которая двигалась к борту.
«Идет так, как будто это он здесь главный, — подумал трибун с невольным уважением. — Откуда у обыкновенного бандита столько достоинства?»
Феликс задержался и повернулся к нему. Их глаза снова встретились.
— Не надо тебе было им мешать, — хрипло произнес мужчина. — Тут такой закон: сегодня — я, завтра — они. Но ты спас меня, и я благодарен тебе за это. Если боги того захотят, мы еще встретимся, и я докажу, что даже подлый пират помнит добро.
— Иди уже, — махнул рукой Сабин и отвернулся.
За его спиной послышался плеск воды.
— Поднять якорь! — скомандовал Никомед.
Судно начало разворачиваться.
— Доплыл, — сказал через несколько минут Корникс, поскольку трибун упорно смотрел в другую сторону. — Вылезает на берег. Идет к лесу.
«Золотая стрела» снова вышла в открытые воды и взяла курс на Пьомбино. Они должны были успеть туда к закату.
