Сергей Карпущенко - Капитан полевой артиллерии
– Значит, вы хотите сказать, что форт неприступен? – быстро спросил Лихунов, доставая вторую папиросу. Он ждал, что инженер ответит утвердительно, потому что речь его сейчас почти точь-в-точь походила на речь поручика Тимашева, расхваливавшего достоинства крепости. Лихунов ждал этого утвердительного ответа, чтобы обстоятельно, методично доказать поклоннику защитных форм ведения войны, как легко может пасть любая крепость. Но Развалов отрицательно покачал головой:
– Нет, форт не неприступен. Скажу вам более того – «Царский дар» будет взят очень быстро.
Лихунов был удивлен. Он не ожидал такого ответа.
– Почему? – спросил он тихо. – Ведь у него так много преимуществ и достоинств?
– Да потому, – холодно ответил подполковник, – что форт не доделан. – Он снова замолчал, и Лихунов видел, как волновался инженер. – Понимаете, русские, в сущности, неглупы, и хорошие идеи в их головах заводятся так же часто, как и в немецких, но когда дело доходит до реализации этих идей, то столько помех появляется, такой высокий лес вырастает перед мыслителем этим, что плюнуть охота и поскорее забыть о своих идеях. Ведь вся мощь этой группы фортовой может заключаться в наличии здесь броневых батарей, способных вести состязание с артиллерией противника, то есть, как вы говорите, вести дальнюю борьбу. Но ведь здесь нет, нет этого! – ударил себя Развалов кулаком по колену. – Наша металлургическая промышленность столь слаба, что сразу отказалась делать броневые башни. А что за форт без них? И мы, военные инженеры, были вынуждены пойти на то, чтобы строить для вас открытые батареи, да и то не бетонные, а земляные. Ну так как же вам вести состязание с противником на далеком расстоянии? Никак нельзя, если он направит на одну вашу батарею десять своих и будет все приближаться и приближаться. Вы теперь понимаете, почему я сказал, что «Царский дар» будет быстро взят?
– Понимаю, – хмуро отозвался Лихунов.
– Скажу вам более того, – продолжал Развалов, доставая папиросу, – не только этот форт падет очень скоро, но и вся крепость будет сдана германцам не более чем через месяц…
Лихунов не любил пророков, потому что в желании предугадать исход событий видел лишь охоту покрасоваться и быть оригинальным.
– Все это лишь ваши предположения, – невежливо оборвал Лихунов инженера.
– Нет, не предположения, Константин Николаевич! – строго возразил Развалов. – Вы разве ничего не знаете о приказе главнокомандующего об эвакуации Варшавы?
– Нет, – очень удивился Лихунов и отчего-то вдруг подумал о Марии. – Неужели он отдал такой приказ?
– Да, отдал. Это так же верно, как и то, что он переименовал неплохую крепость Ивангород в укрепление – легче будет переживать потерю незначительного оборонительного объекта.
В течение нескольких минут офицеры молчали, слышны были только команды фельдфебеля: «А ну, покрути-ка башкой, покрути! Небось не отвалится твоя репа. Вот так!»
– Какие же вы видите пути, кроме обороны? Ведь фронт хоть и близко, но наша вторая армия все еще сопротивляется врагу?
Развалов долго думал, прежде чем ответил:
– Да, сопротивляется, но скоро будет отходить, я знаю. Потери слишком велики. Возможно, нам передадут часть войск этой армии, и они обопрутся о крепость. Тогда мы продержимся дольше. Однако эта помощь не решит исход в нашу пользу. Передовые линии Новогеоргиевска подготовлены из рук вон плохо, долговременных укреплений совсем почти нет. Как сидеть в окопах под сорокадвухсантиметровыми бомбами? А значит, ввиду того что все потери людские напрасны будут, я бы на месте главнокомандующего приказал срочно приступить к эвакуации крепости. Только так и можно сохранить людей, артиллерию и другое ценное имущество.
Лихунов долго не смотрел на смолкшего Развалова, который прежде вынул шашку из ножен, чтобы чертить ею план на земле, да так и не убрал ее. Лихунов поднялся с валуна, где сидел, молча пошел к своей некрасивой в пежинах лошади, стал отвязывать повод.
– Провожать меня не надо, – сказал он сухо Развалову, – дорогу в крепость я запомнил. За прогулку вам спасибо, возможно, что-нибудь из вашего рассказа будет мне полезно. Но, – он повернулся к инженеру, – только далеко не все, запомните!
Развалов, усмехаясь, бросил шашку в ножны, подошел к своей лошади.
– Вот вы артиллерист, Константин Николаевич, на расстоянии во врага свои перуны мечете, а я этой вот железкой, – он показал на шашку, – человека зарубил. Рассказать? – Лихунов не ответил, но только остался стоять, держа под уздцы лошадь. – Это прошлым летом еще, на юго-западном было дело. Отправились мы с тремя инженерами на одну австрийскую крепостцу поглядеть, как нам получше подобраться для штурма. Но наехали нечаянно на венгерский разъезд – человек пять всего. Двоих мадьяров товарищи мои тут же из револьверов положили, те – двух наших, и остались мы двое на троих венгерцев. Ну, два кавалериста бросились за моим товарищем, стрекоча задавшим, а я – делать нечего – за шашку взялся. Знаете, я фехтование еще в училище любил, призы на состязаниях брал, особенно на эспадронах, поэтому когда стал рубиться я с тем мадьяром, то сразу почувствовал, что сильнее я его намного. Он гусаром был, в доломане, шнурами украшенном, – очень красивый молодой человек. Рублюсь я с ним, а сам думаю, как бы мне его в живых оставить, пытаюсь саблю выбить – не выходит. И пока я с ним таким манером упражнялся, задел он мне саблей правую руку, крепко задел. После этого, конечно, ничего иного не оставалось, как выискать в его груди пригодное для шашки местечко. Упал мадьяр с лошади, я к нему – не дышит. Худо мне стало и противно очень за себя, за то, что человека убил. Расстегнул его доломан, вытащил бумажник. Оказалось, убил я графа, молодого отца семейства, – тут же и фотография жены его нашлась и деток. Сам я вырыл ему тогда могилу – в подлеске дело было. Крест поставил. Бумажник тот послал жене, описал кончину мужа, сказал, что погиб героем…
– Зачем вы мне это рассказываете? – тихо спросил Лихунов, не поворачивая головы к Развалову.
Инженер испытующе посмотрел на артиллериста:
– Я просто хочу, чтобы вы поняли, почему я стою за эвакуацию крепости.
Лихунов пожал плечами и вскочил в седло.
По дороге в крепость они не разговаривали.
ГЛАВА 8
Две батареи своего дивизиона Лихунов нашел возле цейхгауза, где стояли все орудия и зарядные ящики. Подъезжая, понял, что унтера занялись с нижними чинами закреплением знаний по материальной части пушек. Были выкачены из помещения цейхгауза две трехдюймовки, все обступили их, прислушиваясь к вопросам фельдфебелей и ответам своих товарищей, бомбардиров и канониров. Лихунов подошел к занимающимся, стал слушать. Пожилой, рябой фельдфебель, желающий казаться более лютым, чем он был на самом деле, выбирал свою жертву долго, неожиданно резко поворачивался и указывал пальцем на какого-нибудь рядового, желая ошеломить, приказывал:
