Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
– Чтобы рассчитаться с Бофором, я жду не исполнения моего желания, не милости, а акта правосудия!
– Гордец! Даже здесь и в такой час, – улыбнулась маркиза. – Однако я не могу не согласиться со справедливостью ваших суждений. Но заметьте, если падет герцог Бофор, то на его место встанет герцог Сорбон.
Марсель так же твердо ответил:
– Я не тщеславен, не завистлив и не домогаюсь герцогского титула, госпожа маркиза!
– У вас странный характер, – проговорила маркиза с некоторым недоумением и даже легкой досадой. – То, что любого смертного переполнило бы восторгом, оставляет вас холодным и безразличным. Как это объяснить?
– Я достаточно награжден и получил титул, отметивший мои весьма незначительные заслуги, – ответил Марсель спокойно. – Я не стремлюсь к незаслуженным почестям.
– Но вы должны быть вознаграждены за то, что перестрадали, – настаивала маркиза.
– Прошлого не вычеркнуть. Но что было, то прошло. И этого мне довольно, – терпеливо пояснил Марсель. – Моя жизнь и все испытания не пробудили во мне желания домогаться высокого положения. И я не хотел бы в то время, когда народ бедствует, пребывая в нужде, купаться в блеске и роскоши, вызывая зависть и ненависть бедняков.
– Хорошо, – сдалась маркиза и сменила тему. – Но вы только что сказали, что вам остается исполнить еще один долг. Я надеюсь, что вы сумеете это сделать.
Так окончился этот короткий разговор, и маркиз, поклонившись, отступил и смешался с толпой придворных.
Спустя несколько минут он решил выйти из душного зала на свежий воздух в сад, где от множества зажженных свечей и плошек было так светло, что казалось, будто ночь так и не явилась, чтобы сменить день.
Король с частью свиты тоже отправился погулять в саду. И здесь, улучив удобную минуту, к нему подошел Бофор.
Король, неожиданно увидев брата Серафи, заметил, словно продолжая начатый разговор:
– В некоторых случаях, господин герцог, вы или сами получали или приносили мне весьма неточные сведения. И то, и другое – дурно. Я надеюсь, что все это еще разъяснится.
Они медленно шли по главной аллее, приближаясь к зеленой стене густого кустарника в конце ее. Здесь было уже не так светло, зеленоватый полумрак сгущался, словно стекая с ветвей деревьев, обступивших аллею.
– Ваше величество, то, что меня обвиняют, не удивительно, – ответил Бофор. – Но я всегда поступал так, как следовало, и не боюсь ничьих обвинений.
Король уклончиво заметил:
– Я еще не в состоянии вынести окончательное суждение, но надеюсь, что не сочту вас виновным.
– Все, что я делал, ваше величество, безусловно, было необходимо в тех или иных обстоятельствах, – с высокомерной уверенностью заявил герцог и, помедлив мгновение, с еле сдерживаемой злобой добавил: – Хотел бы я знать, кто это осмелился обвинять меня?
– Он здесь! – раздалось совсем рядом.
– Кто? – вздрогнув от неожиданности, спросил король.
Густая завеса листвы раздвинулась. Показалась высокая темная фигура. Лицо незнакомца скрывала черная маска.
– Человек в черной маске… – пробормотал король.
Бофор издал звук, похожий на сдавленное рычание.
Незнакомец твердо заявил:
– Я прошу выслушать, ваше величество, обвинение против герцога Анатоля Бофора!
– Ряженый! – презрительно воскликнул герцог. – Под маской обычно прячутся низость и трусость.
– А ведь герцог, пожалуй, прав, – рассудительно заметил король. – Что ж, я выслушаю вас, любезный. Но выслушаю только в том случае, если вы снимете маску. Обвинителя надо видеть в лицо.
– Я сниму, ваше величество. Как только все скажу.
– Этот ряженый уже не в первый раз имеет наглость заступать вам дорогу, ваше величество! – вмешался Бофор, едва владея собой. – Благоразумней всего было бы отдать его в руки стражи, от которой ему до сих пор удавалось ускользать.
Король, не колеблясь, решительно сказал:
– Так и будет! Обвинитель не избежит наказания, если его слова окажутся клеветой или если он не откроет своего лица. Я, однако же, – продолжал Людовик, – хочу выслушать его, чтобы максимально пролить свет на известное вам дело. Вы можете опровергнуть обвинение. Я буду очень рад, если вам это удастся, герцог. Тогда весь мой гнев обрушится на клеветника.
Слова короля несколько приободрили Бофора. Он уже почти не сомневался, что ему снова удастся избежать опасности, которую он чуял нутром. Уж если ему удавалось столь долго противостоять самым коварным козням и проискам всемогущей маркизы Помпадур, то неужели он уступит какому‑то неизвестному врагу, грозящему нелепыми обвинениями? И Бофор пошел напролом, обратившись к королю:
– Ваше величество! Я сейчас же уведомлю стражу, чтобы она была наготове арестовать этого замаскированного труса. Пусть он убедится, что вовсе небезопасно являться к вашему величеству с клеветническими обвинениями и подозрениями против верных слуг короля.
– На сей раз обойдется без стражи, – насмешливо проговорил таинственный незнакомец. – Герцог Бофор уже достиг своего конца. Правосудие короля вынесет свое суждение, и для Черной маски исчезнет необходимость время от времени являться сюда. Его величество видит Черную маску в последний раз.
– Ваше величество! – обратился Бофор к королю. – Любое обвинение будет дьявольской смесью лжи и клеветы, выдуманной моими врагами, чтобы лишить меня вашего благоволения, которому они завидуют. У этого неизвестного не может быть серьезного обвинения, основанного на неопровержимых фактах, – добавил герцог с уверенным самодовольством.
– Черная маска готов предъявить герцогу Бофору обвинение, на которое он сам напрашивается, и потому прошу выслушать меня, ваше величество! – И голос незнакомца загремел: – Анатоль Бофор не достоин больше оставаться возле священной особы своего короля! Я обвиняю герцога в самых позорных и гнусных преступлениях. Анатоль Бофор всю жизнь неотступно и злобно преследовал свою несчастную сестру, лишил ее свободы и замучил бедную страдалицу до смерти!
– Какое безумное обвинение! Сами факты обличают его во лжи! – воскликнул герцог.
Черная маска, не скрывая презрения, проговорил, чеканя каждое слово:
– Сейчас Анатоль Бофор сообщит, что Серафи Каванак жива. Но подтвердит ли он, что по–прежнему неотступно покушается на ее свободу и жизнь?
Герцог взбешенно прорычал:
– И этот ряженый смеет обвинять меня в подобном преступлении? Я, ваше величество…
– Подождите, герцог, – прервал его король. – Все это не так просто…
Упоминание о преследовании и страданиях Серафи явно произвело на него впечатление. В сердце короля наконец‑то закралась мысль, что Бофор вполне способен на подобные поступки. В самом деле, кому другому надо было прятать Серафи, которую он так долго искал? Должно быть, герцог в своей гордыне не мог согласиться, чтобы его родную сестру молва назвала любовницей короля. Лицо Людовика омрачилось – недоверие к герцогу пустило корни в его сердце, но он хотел выслушать все обвинения до конца, и сурово обратился к незнакомцу:
