Генри Хаггард - Клеопатра
И когда я упал, мне показалось, что весь огромный зал раскололся и рассыпался огненными обломками вокруг меня. Потом подул сильный ветер, раздался гром, подобный грохоту миров, несущихся в потоке времени. И мой разум помутился, я перестал видеть и слышать.
Глава VII
О пробуждении Гармахиса, о церемонии его коронования фараоном Верхнего и Нижнего Египта и о совершенных ему приношениях
Я снова проснулся. Оказалось, что я лежу распростертый на каменном полу в святилище Исиды в Абидосском храме. Рядом со мной со светильником в руке стоял старый жрец, руководивший моим посвящением. Склонившись надо мной, он пристально всматривался в мое лицо.
– Сегодня день твоего нового рождения, ты прошел таинство посвящения, и ты жив, Гармахис! Я рад этому. Встань, царственный Гармахис. Нет, не рассказывай о том, что с тобой было. Встань, возлюбленный сын Священной Матери. Идем же, прошедший сквозь огонь и познавший, что лежит за океаном тьмы. Идем же, о вновь родившийся!
Я поднялся и ошеломленный, потрясенный, с трудом вышел следом за ним из темноты святилища на яркий утренний свет. А потом я пошел в свои покои и провалился в сон. Сновидения не потревожили меня. Ни один человек, даже мой отец, не спросил меня о том, что я видел в ту страшную ночь или каким образом я разговаривал с богиней.
После описанных мной событий я с еще большим рвением стал поклоняться Матери Исиде и продолжил изучение ритуалов тех таинств, к которым у меня теперь был ключ. Более того, меня посвятили в тонкости и хитросплетения дел политических, ибо ко мне из всех уголков Египта стали тайно приезжать знатные люди, сановники, и все они рассказывали о том, как яростно народ ненавидит царицу Клеопатру, и о событиях, которые происходят в стране. Наконец настал решающий день. Было это через три месяца и десять дней после той ночи, когда я на время покинул свою телесную оболочку и, продолжая жить, предстал перед Исидой, после чего было решено, что я займу трон Верхнего и Нижнего Египта с соблюдением всех правил и древних обрядов, но тайно. К священному дню коронации в Абидосе собралось тридцать семь человек, знатных и влиятельных, стремящихся бороться за возрождение Египта; каждый крупный город в каждом номе[17] прислал одного из своих вельмож. Они прибывали под разными личинами: некоторые выдавали себя за жрецов, другие – за паломников, идущих в Абидос, многие – за нищих. Среди них был и мой дядя Сепа, который, хоть и был одет как странствующий лекарь, вынужден был все время разговаривать очень тихо, чтобы не выдать себя своим голосом. Случилось так, что я узнал его именно по голосу, когда гулял, размышляя, по берегу канала, даже несмотря на то, что был поздний вечер и половину его лица, как принято у бродячих лекарей, скрывал большой капюшон.
– Чума на твою голову! – загремел он, когда я окликнул его по имени. – Неужели человеку нельзя побыть кем-нибудь другим хотя бы час? Ты хоть знаешь, каких трудов мне стоило научиться изображать из себя лекаря? А ты вот так берешь и узнаешь меня посреди ночи!
И потом, разговаривая своим обычным громким голосом, он поведал мне, как пришел пешком в Абидос, чтобы не встретиться со шпионами, которые рыскают вдоль Нила. Но возвращаться дядя собирался все же по реке или же переодеться кем-то другим, поскольку, из-за того что он выдавал себя за лекаря, по дороге ему приходилось заниматься врачеванием, хотя в этом он почти ничего не смыслил и теперь опасался, что многие люди между Ана и Абидосом могли пострадать в результате его невежества[18]. Но потом он громко рассмеялся и обнял меня, позабыв о своей роли, ибо он был слишком искренним человеком, чтобы выдавать себя за кого-то другого, и он бы так и пошел в Абидос, держа меня за руку, если бы я не напомнил ему об осторожности.
Наконец собрались все, кого ждали.
Была ночь, поэтому ворота храма закрыли. Внутри остались лишь тридцать семь избранных, мой отец, верховный жрец Аменемхет, старый жрец, сопровождавший меня в святилище Исиды; моя старая нянька Атуа, которая по старинному обычаю должна была подготовить меня к обряду помазания, и еще пять жрецов, давших священную клятву хранить тайну. Все они собрались во втором зале великого храма, я же, облаченный в белую одежду, остался один в галерее, на стенах которой начертаны имена семидесяти шести фараонов Древнего Египта, правивших до божественного Сети. Там я дожидался в темноте, пока не пришел мой отец, Аменемхет, со светильником в руке. Низко поклонившись мне, он взял меня за руку и вывел в большой зал. Там между огромными колоннами горели светильники, и их свет выхватывал из темноты скульптуры и рельефы на стенах, а также длинную череду из тридцати семи знатнейших вельмож и жрецов, которые, сидя в резных креслах, безмолвно дожидались моего появления. Перед ними, спиной к семи святилищам, был установлен трон, и вокруг него стояли жрецы, держащие священные символы и флаги. Когда я вошел в сумрак священного места, все вельможи встали и молча поклонились мне. Отец же подвел меня к ступеням трона и шепотом велел остановиться перед ним.
Потом он сказал:
– Вельможи и жрецы, потомки древних царских родов страны Кемет! Знатнейшие граждане Верхнего и Нижнего Египта, собравшиеся здесь по моему зову, слушайте же меня. Перед вами принц Гармахис, по священному праву крови и рождения потомок и наследник фараонов, древних царей, правивших нашей многострадальной страной. Я привел его сюда к вам, повинуясь обстоятельствам. Он – жрец, познавший самые сокровенные тайны Божественной Исиды, распорядитель таинств, наследный верховный жрец мемфисских пирамид, посвященный в священные ритуалы, совершаемые в честь Осириса. Кто-либо из вас, здесь присутствующих, сомневается в том, что он истинный потомок фараонов по прямой линии?
Он замолчал, и мой дядя Сепа, поднявшись со своего кресла, произнес:
– Мы тщательно проверили записи, о Аменемхет, и в том, что в его жилах течет кровь наших фараонов, сомнений нет. Он их законный наследник.
– Кто-либо из вас, здесь присутствующих, – продолжил мой отец, – сомневается в том, что этот царственный Гармахис по воле самих богов был призван к божественной Исиде, познал путь Осириса, прошел искус и был наделен правом стать наследным верховным жрецом мемфисских пирамид и их поминальных храмов?
Тут встал старый жрец, который был моим проводником в святилище Исиды той ночью, и ответил:
– Никто в этом не сомневается, о Аменемхет. Я знаю это, я сам проводил его посвящение.
Снова заговорил мой отец:
– Кто-либо из вас, собравшихся здесь, может сказать, что этот царственный Гармахис по неправедным деяниям, по порочности в сердце или в жизни, по коварству или по лжи не достоин стать повелителем Верхнего и Нижнего Египта?
