Понсон дю Террайль - Смерть дикаря
Но вдруг герцог вскрикнул и отшатнулся. На ноге убитого курьера был именно тот знак, о котором ему говорил швейцар, теперь уже нельзя было больше сомневаться — перед ним находилось мертвое тело курьера.
Были ли украдены у него бумаги или их уничтожили? — вот что раньше всего промелькнуло в голове герцога, но Вантюр не дал ему времени решить этот вопрос: он очень хладнокровно приподнял мертвое тело, внимательно осмотрел треугольную рану и сказал герцогу по-английски:
— Я знаю, каким орудием нанесена рана.
При этих словах герцог вздрогнул и хотел было что-то спросить у Вантюра, но тот предупредил его и шепнул ему:
— Пожалуйста, не говорите ничего больше при этих людях!..
— Это мой курьер! — сказал тогда герцог жандарму и трактирщику. — Я узнал его вот по этой примете. — И при этом он указал на знак, бывший на ноге у трупа. — И его можно похоронить сегодня же…
— Это дело уже судьи, а не мое, — возразил ему на это жандарм.
Герцог сошел с сеновала и направился к трактиру. К нему подошел Вантюр и фамильярно сказал:
— Ваше сиятельство! Пишите теперь ваши показания, а я покуда заложу лошадей.
Герцог был поражен этим тоном и пристально посмотрел на своего кучера. Но Вантюр выдержал этот взгляд.
— Откажите мне, — сказал он, — если я рассердил вас, но, может быть, ваше сиятельство, не раскаетесь, если позволите мне забыть на минуту мое низкое звание и поговорить с вами попросту — прямо начистоту.
— Говори.
— О, не здесь!
— Отчего же?
— Длинная история.
Удивление герцога возрастало все больше и больше.
— Я узнал убийцу по форме раны, — продолжал Вантюр равнодушно, — и вы увидите, ошибаюсь ли я… Но только, ради Бога, подождите, пока мы отправимся.
— Хорошо.
Возвратясь в трактир, герцог написал мировому судье заявление, что он признал в убитом своего курьера, и при этом добавил, что убийца его, вероятно, или уничтожил или похитил у убитого бумажник, в котором должны были находиться бумаги, посланные из Одессы в Париж отставным русским полковником де Шато-Мальи герцогу де Шато-Мальи, имеющему жительство на площади Бово в собственном доме.
Затем он изложил все подробности этого дела и через четверть часа уже выехал из трактира.
— Позвольте мне править, ваше сиятельство, — заметил Вантюр, как только лошади тронулись с места.
Фраза эта, произнесенная на чистом парижском наречии, очень удивила герцога, но прежде чем он успел что-нибудь ответить, Вантюр добавил:
— То, что я должен передать вашему сиятельству, может взволновать вас, а в такую темную ночь, право, опасно править горячими лошадьми, если только кучер взволнован и развлекается.
— Взволнован?.. Я?..
— Точно так-с, так как это должно случиться с вами сейчас же, — ответил Вантюр, взяв из рук герцога вожжи.
— Вы, вероятно, изволили уже заметить, что я говорю по-французски как настоящий парижанин?
Герцог невольно вздрогнул.
— О, не бойтесь, ваше сиятельство, хотя мы и едем теперь через Сенарский лес, но будьте уверены, что я не имею ни малейшего намерения ни убивать, ни грабить вас и что мною руководили важные причины поступить к вам в качестве английского кучера.
Удивление герцога было так велико, что он не мог выговорить ни слова.
— Хотя вы мне ровно ничего не говорили, — продолжал Вантюр, — и несмотря на то, что я нахожусь у вас в услужении только пятнадцать часов, мне известна половина ваших дел.
— Вам?! — вскричал герцог.
— Вы влюблены в сеньориту Концепчьону де Салландрера…
— Что-о?
Но Вантюр нисколько не смутился тем тоном, которым были сказаны эти слова, и продолжал спокойно:
— Имейте в виду, ваше сиятельство, что теперь уже три часа ночи, что мы едем по пустынной дороге, и, следовательно, никто не услышит, что вы так фамильярно разговариваете со своим кучером. Мне хорошо известно ваше настоящее положение, и, позволяя себе говорить с вами таким образом, я, может быть, имею в своих руках все средства вывести вас из затруднений.
— Посмотрим! — заметил герцог, невольно подчиняясь словам Вантюра.
— Забудьте на несколько минут, что я ваш кучер, — продолжал Вантюр, — и поговорим свободно.
— Хорошо.
— Вы влюблены в сеньориту де Салландрера.
— Правда.
— В прошлом году графиня Артова, некогда известная под именем Баккара…
— Как! Вы и это знаете?..
— О! Я знаю еще и не то! Итак, графиня делала за вас предложение….
— Положим, что и это правда.
— Вам тогда отказали… Но потом графиня Артова познакомилась с вашим родственником в Одессе; он рассказал ей историю, по которой оказывается, что вы прямой потомок герцогов де Салландрера.
— Но как вы могли узнать все это? — спросил герцог, приходя окончательно в недоумение.
— Через письмо графини Артовой, посланное герцогу де Салландрера в Испанию.
— Вы видели это письмо?
— Видел.
— Но ведь герцог не получил его.
— Вот потому-то я и читал его.
— Но где же и у кого?
Вантюр ударил кнутом по лошади и отвечал:
— Это письмо теперь у меня в кармане.
— У вас?
— Да.
— Но кто же вы?
— Тот, кто, по всей вероятности, спасет вас от большой беды, ваше сиятельство; есть люди, которых вы и не знаете, но которые не хотят, чтобы вы женились на сеньорите де Салландрера… Вы не знаете их?
— А вы?
— Может быть, и знаю.
— Кто же они?
— Извините меня, ваше сиятельство, пока я не могу сказать вам этого, но вы узнаете все со временем. Мне кажется, что будет вполне достаточно, если я скажу вам, что они перехватили письмо графини Артовой к герцогу де Салландрера и убили вашего курьера, чтобы похитить у него бумаги, которые вы ждали.
— Следовательно, вы знаете, кто они?
— Конечно.
— И вы поступили ко мне?
— Для того, чтобы вывести их на чистую воду, ваше сиятельство.
— Но что же руководит теперь вами? Ведь вы меня почти совсем не знаете…
— Позвольте, герцог, но я знал хорошо одного из ваших приятелей, которого вы очень часто видели при жизни вашего покойного дядюшки.
Герцог опять вздрогнул.
— Его звали сэр Артур Коллинс, — добавил совершенно спокойно Вантюр.
На лбу у герцога выступили капли холодного пота. Он вспомнил об Эрмине Роше и о той низкой роли, которую заставлял его играть с нею этот загадочный для него англичанин.
— Ваше сиятельство, — продолжал Вантюр, — позвольте мне сегодня не упоминать больше о своей личности; это, во-первых, для вас совершенно бесполезно, а во-вторых, может даже повредить вашим интересам… Это я получил поручение перехватить письмо графини Артовой.
— А, так это было дело ваших рук…
