А. Мусатов - Костры на сопках
Лохвицкий не уловил иронии в словах и тоне Завойко и с готовностью произнес:
— Сочту за честь!
Он откланялся и вышел. Максутов, все время молча стоявший у дверей, тоже хотел было уйти, но Завойко его задержал:
— Какая печальная история, Дмитрий Александрович! Жена и Егорушка совсем расстроились. Не знаю, чем их и успокоить.
— История печальная, — с трудом сдерживая волнение, ответил Максутов. — Еще немного, и он был бы на свободе.
— Должно быть, отважный человек этот Сергей Оболенский. Пройти через всю Восточную Сибирь, добраться до Камчатки… Удаль, безрассудство!.. Идут напролом и губят свою жизнь…
Максутов молчал. Завойко несколько раз прошелся по комнате и, теребя бороду, задумчиво проговорил:
— И полдня не пробыл, а душу у Егорушки задел.
И на это не нашелся что ответить Максутов. Он сам тоже чувствовал, что появление Сергея Оболенского пробудило в его душе неясные порывы к чему-то светлому и хорошему. А он-то привык считать себя человеком рассудительным и спокойным.
Глава 10
Расставшись с Максутовым, Сергей Оболенский не без труда отыскал в густом ольховом лесу курную рубленую избушку охотника Гордеева. Старик с полуслова понял Сергея, не стал докучать расспросами, а провел его в тесный сарайчик, заваленный свежим, душистым сеном, и сказал:
— Живите, сударь… Лес, он не выдаст, а людей здесь бояться нечего, здесь законы свои.
Сергей поблагодарил его и сказал, что он надеется пробыть недолго.
— Нечего наперед загадывать. Сколько надобно, столько и живите. Лес-то божий, не господский.
На второй день приехал Максутов и привез ему белья, табаку и несколько книжек, чему Сергей обрадовался больше всего.
Максутов сообщил Сергею, что уведомление о его бегстве с сибирской каторги вызвало в Петропавловске немалый переполох. Отдан приказ из порта не выпускать без осмотра ни одного иноземного китобоя, ни одной рыбачьей шхуны. Особенно усердствует Лохвицкий. Он побывал на китобое, на котором должен был уехать Оболенский, и обыскал все закоулки. Но так ничего и не нашел. Китобой ушел в море. Лохвицкий выхлопотал себе в помощь с десяток солдат и сейчас с великим рвением рыщет по Петропавловску, обходит все дома. Весьма возможно, что он решится проехать по окружающим порт заимкам и селениям.
— Надо быть осторожным, — сказал Максутов. — Береги себя, Сергей. Ты во что бы то ни стало должен уехать отсюда.
Об этом Максутов напомнил и Гордееву и его приемной дочке Маше, прося их. зорко смотреть за его другом.
Уезжая, Максутов сказал Оболенскому:
— На старика можешь во всем положиться: честный человек, да и многое испытал, тоже на каторге был.
— Долго мне отсиживаться у него придется? — спросил Сергей.
— Полагаю, скоро уедешь. Только бы найти верного капитана судна и уговорить взять тебя тайно.
— Скорее бы!
Максутов, обещав все сделать, распростился и уехал. Гордеев стоял в стороне, и Сергей слышал невольно, как он поучал Машу:
— Гость наш тоже из охотников. Поживет у нас малость. Ты уж. за хозяйку будь, за всем догляди, что ему надобно.
Маша, сильная черноглазая девушка с толстой косой, исподлобья, но не скрывая любопытства, косилась на гостя. Он казался ей человеком другого мира. Когда Сергей спросил, как ее зовут, она настолько смутилась, что не знала, что ответить, и стояла перед ним безмолвная, окаменевшая.
— Машей ее зовут, — сказал старик, усмехаясь в бороду. — Это она попервоначалу такая дикая, потом обвыкнет, разговорится. Первые дни пребывания в избушке охотника протекали однообразно. Сергей целый день валялся на душистом сене, жадно читал стихи Пушкина — за эти годы он почти не видел книг и теперь упивался ими.
Жизнь обитателей избушки, нарушенная было приходом незнакомого человека, вскоре вошла в свою обычную колею. Старик старался далеко не отлучаться от дома. На охоту он уходил чуть свет и вскоре возвращался, принося с собой то фазана, то козулю. Маша занималась по хозяйству, готовила обед. Она еще сильно дичилась Сергея и на все его вопросы отвечала коротко, односложно или быстро убегала.
Но девушка догадывалась, что Сергей не простой охотник и жить в тайге долго не будет. Расспросить об этом у Силыча она не решалась, но всячески старалась скрасить пребывание Сергея в лесной избушке. Каждое утро Маша уходила в лес, чтобы набрать берестяной кузовочек ягод, пекла свежие лепешки, жарила дичь…
Однажды она встретила в тайге сына матроски Чайкиной, Ваню, большеголового скуластого мальчика, и его приятеля Егорушку Завойко. Они собирали малину.
Маша спросила мальчиков, что нового в Петропавловске. Ваня сказал, что скоро будет война, а сейчас пока солдаты ищут царского разбойника.
— Какого царского разбойника? — не поняла Маша.
— Он из Сибири убежал, с каторги… Хотел за море уплыть, а его узнали. Теперь он в тайге прячется.
— Он у нас в доме сначала жил, — сказал Егорушка. — А какой он из себя? — шопотом спросила Маша.
— С бородой, глазища — во!.. — принялся выдумывать Егорушка. — Два пистолета носит.
Но тут мальчик вспомнил, что человек, который жил у них в доме и выдавал себя за путешественника, был к нему ласков, добр и даже подарил ему охотничий ножик с рукояткой из оленьего рога. И он устыдился своей выдумки:
— А только он совсем не страшный — он добрый. Маша рассталась с мальчиками, побежала к избушке и передала Силычу рассказ Вани и Егорушки.
Старик пристально посмотрел на дочь:
— Для кого, может, и разбойник гость наш, а нам с тобой — дорогой человек. Дозорь его, береги. Ему ведь скоро в дальнюю дорожку собираться…
Сидеть без дела Сергею было тягостно и неловко. Однажды, когда старик и Маша собирались на охоту, Сергей попросил:
— А можно и мне с вами пойти?
— Чего же, пойдемте, коли тянет! — согласился Гордеев.
Они отправились втроем. Сергей видел, с каким безошибочным чутьем старик угадывал зверя, как он метко стрелял из допотопного ружья. Ни один выстрел у него не пропадал даром.
Потом Сергей стал помогать старику и Маше по хозяйству. Ходил собирать ягоды, коренья трав, ловил рыбу.
Старик нашел ему старый армяк, войлочную шляпу, и теперь Сергей по виду ничем не отличался от местных жителей.
Иногда Гордеев вместе с камчадалами ловил рыбу и брал с собой Сергея.
Мужчины рыбачили широкими сетями. Пущенные вниз по течению, сети плыли навстречу поднимающимся в реку лососям.
Лососи обыкновенно входили в реки большими стадами и при этом обнаруживали такое непреодолимое стремление к движению вверх по реке, что никакие препятствия не могли остановить их — ни быстрины, ни пороги, ни водопады.
