Сергей Крупняков - Крылья Киприды
Они помолчали.
— Что ж! Тогда будем прощаться. По правде сказать — я так и не понял тебя, Сириск! Но ты добрый человек. И странность твоя пусть останется для нас загадкой. Но объясни мне, из какой ткани сшит твой хитон?
Он вернулся в дом и вышел со свертком в руке.
— Мы с женой никогда не видели столь тонкой ткани! Не эту ли ткань ты вез на продажу?
Сириск узнал свой праздничный хитон. Его, видно, выбросило море.
— Нет, Мегакл. — Сириск взял сверток. Хитон был чисто выстиран и, слегка влажный, холодил руку. — Тебе понравилась эта ткань, Мегакл? — он с улыбкой взглянул на хозяина.
— Меня она удивила. А Главке и девочкам — понравилась! Они не видели столь тонкой работы. Ведь всю зиму они ткут полотно и знают, как это нелегко! Но никто в округе не может соткать такое!
— Возьми, Мегакл! — Сириск подал сверток хозяину. — Возьми, и спасибо тебе за твой плащ!
— Что ты! Это слишком дорогой подарок! — Мегакл развел руки в знак отказа.
— Возьми! — Сириск решительно подал сверток и пошел вниз по тропе.
— Что я могу сделать для тебя? Эти слова остановили Сириска.
Он обернулся, улыбнулся и сказал:
— Не надевай рабам колодки, Мегакл! — И быстро, не оборачиваясь, пошел вниз по тропе, еще не зная, как добраться до города.
— Стой! — услышал он голос Мегакла, когда был уже за каменным забором клера. Мегакл бежал не один. Рядом с ним семенил человек. Это был явно раб, лет тридцати, одетый в страшную волчью шкуру. На плече у него висела котомка. Один глаз был прикрыт. Но второй смотрел испытывающим взглядом! — Вот, возьми этого раба, он проводит тебя на лодке до города. — Мегакл взял его за руку и подвел к Сириску. — Его зовут Диаф. В котомке вам еда — до города должно хватить.
— Но как же…
— Твой слуга, видимо, погиб, оставь Диафа у себя. Он неплохой рассказчик, но плохой виноградарь. Когда он будет тебе не нужен, вернешь его мне. Прощай.
Мегакл поднялся по тропе и исчез за стеной.
* * *Они шли молча. Когда ограда клера уже кончилась. Сириск услышал со стороны моря чавканье ног и нечто вроде песни. Диаф захотел что-то крикнуть, но Сириск приложил палец к губам. Песня, которая доносилась все отчетливее, походила на марш бегущих воинов:
Топчем, топчем,
Топчем, топчем
И ногами
Камень точим.
Грек хозяин
Зол и жаден —
Он охоч
До виноградин.
И надсмотрщик
С кнутом
Смотрит, как
Мы грозди бьем. Виноград
Ногами месим,
И вино,
Наверно, взбесим.
Взбесим, взбесим, взбесим, взбесим.
И хозяина
Повесим.
— Что это? — Сириск обратился к Диафу. Тот прижался щекой и руками к ограде, точно хотел свалить ее.
— Ты спрашиваешь меня, хозяин?
— Да, тебя, кто они?
— Это военный корабль… Он один… Значит, это послы. Очевидно, они плывут в Пантикапей, или возвращается посольство из Херсонеса.
Они шли по гальке. Она шумела под босыми ногами Диафа, израненными и пыльными, и чистыми ногами Сириска, обутыми в новенькие сандалии.
— Вымой ноги морской водой, — сказал Сириск и сел на гальку. Он развязал тесемки подаренных сандалий и, когда раб вернулся, Сириск обратился к нему снова:
— Надень эту обувь и ни о чем не спрашивай. — Он улыбнулся и пошел к лодке — та лежала перевернутая среди больших камней.
Рядом с ней лежала еще одна.
— Я не могу этого сделать, хозяин, — услышал Сириск за спиной сдержанный голос раба.
Сириск оглянулся. Диаф держал сандалии на вытянутой руке.
— Отчего же! Твои ноги в ранах!
— Нет, я не могу этого сделать, хозяин! Я не знаю, кто ты, но если в городе увидят хозяина босым, а раба в обуви, в суд поведут не раба… В суд поведут хозяина… Ибо это будет означать, что ты подстрекаешь других рабов к восстанию. Возьми же их.
Диаф подал сандалии Сириску.
— И еще — я боюсь тебя. — Он присел и начал обувать Сириска. — Ты или бог, или сумасшедший. Скажи, что мне делать? Мне страшно…
Сириск задумался: «А и верно, так, как я веду себя, — для них это непостижимо. Что же делать?»
— Мегакл сказал мне, Диаф, что ты поэт. Это так? — Сириск взял раба за руку и улыбнулся.
— Да, хозяин. — Диаф вжал голову в плечи, как бы ожидая сильного удара. — Да, я был сказителем, когда был свободным. Но поэт в Скифии долго не живет… Цари его всегда обвинят в колдовстве.
— Но ты жив! Знай же, собрат, я тоже поэт, но лишь свободный, вот и вся разница. Меня не бойся, и знай — я твой друг… Хочешь иметь друга?
— Да, хозяин, — прошептал Диаф.
— Так имей его!
Они приблизились к одной из лодок и с трудом перевернули ее.
— Что это? — Диаф выпрямился и посмотрел в сторону моря.
Корабль, тот, что был виден на горизонте, резко изменил курс, и, вспенивая веслами воду, пошел прямо к берегу.
И тут они заметили второе судно — это была триера. Три ряда ее весел сверкали на солнце. Судно было большое и длиннее первого, парус на нем был спущен. Из воды на носу судна чуть выглядывал острый таран.
Суда сближались. На первом корабле вдруг все весла погрузились в воду и он резко сбавил ход. Он уже был почти в бухте, когда триера обошла его и от-? резала путь к берегу. На судах отлично была видна вся оснастка и люди, сгрудившиеся у бортов. И видно было, что это неприятели. Суда оказались друг против друга. Гребцы триеры резко стали вытаскивать из воды весла и кидать крючья для подтягивания судна противника.
— Что это, Диаф? — Сириск и раб стояли за камнем. Им все было видно.
— Не знаю, хозяин, но похоже — нам надо скорее уходить отсюда.
Диаф лег на гальку и стал всматриваться в море.
— Мне кажется — это херсонеситы…
Он не успел договорить, как на судах что-то произошло. Еще мгновение и стрелы засвистели в утреннем воздухе. Раздался вопль, и кто-то уже рухнул в воду. Гребцы, еще не успевшие облачиться в доспехи, падали первыми. Вопли умирающих, скрип весел и канатов, грохот и звон мечей — все это длилось недолго. Те, кто еще были живы, стали бросаться в воду. Большинство их них были в доспехах, которые тянули на дно. Немногие из гребцов, которых не достали жалящие в спину стрелы, были уже близко от берега. С триеры спустили шлюпку. Она, полная воинов, набирала ход, и вот уже пошли на дно настигнутые…
Лучники безжалостно разили всех, кто был в воде.
Некоторым удалось все же добраться до берега.
— Хозяин, бежим! — Диаф вскочил и кинулся к тропе.
— Поздно, Диаф, — Сириск встал и повернулся к рабу. — Убегая, мы поставим себя под удар стрел…
— Ты прав, хозяин.
