Саймон Скэрроу - Британия
«В конце концов, – напомнил себе Катон, – тебе тоже пришлось сражаться с собственными страхами в самом начале военной карьеры». Он слишком хорошо помнил холодный, всеобъемлющий ужас, от которого внутри у него все сжималось во время первого сражения с германскими воинами на границе Рейна. Даже сейчас он переживал похожий страх перед боем, но знал, что не должен показывать его тем, кто идет за ним. Даже если для этого приходилось рисковать больше, чем были склонны те, кто имел такое же звание, как у него. Он хотел, чтобы все видели его отважным и уверенным в себе, и неважно, что на самом деле он чувствовал.
Полог палатки сдвинулся, и внутрь вошел Траксис.
– Вам еще что-нибудь нужно, господин? – спро-сил он.
– Что?
– Прежде чем я лягу спать. Вам нужно что-нибудь?
Катон подумал о деле, которое откладывал до последнего, и кивнул:
– Немного подогретого вина, и почисти мой плащ. Я хочу, чтобы на нем не было грязи, когда мы выйдем из лагеря завтра утром.
Траксис тихонько зашипел, но Катон его услышал:
– Что-то не так?
– На нем совсем мало грязи, господин. И он будет таким же, как сейчас, когда мы отъедем от лагеря на милю.
– Послушай, я не прошу тебя его тщательно вычистить, вымочить в моче, выполоскать в ручье и высушить на солнце, ничего такого. Просто стряхни с него грязь и повесь рядом с доспехами.
– Как пожелаете, господин.
Траксис подошел к табурету, на котором лежал свернутый плащ из красной шерсти, и направился к выходу, мрачно бормоча что-то про бессмысленные приказы.
Когда он ушел, Катон покопался в своем сундучке с документами и достал чистый лист пергамента, бутылочку с чернилами и перо. Потом он разложил пергамент на столе, открыл бутылочку, опустил в нее перо и осторожно стряхнул лишние чернила, прежде чем поднести его к листу. «Любимой жане Юлии, – аккуратно написал он, – матери моего любимого сына Луция, доброго дня». Затем выругался, стер «жане» несколькими быстрыми линиями и наверху написал «жене».
Он устал, и ему было трудно сосредоточиться. Письмо имело огромное значение, и он не мог отнестись к нему легкомысленно. Катон сделал глубокий вдох и снова начал писать. Он сообщил, что узнал о рождении их сына от другого офицера; префект не сомневался, что Юлия отправила ему письмо, чтобы рассказать эту новость, только оно еще не пришло. А поскольку армия отправляется в поход, он решил воспользоваться возможностью и написать ей, как он счастлив стать отцом, как горд и как сильно любит жену, подарившую ему сына.
Эту часть письма писать было легко, и Катон получал удовольствие. То, что он собирался сообщить дальше, требовало осторожности и размышлений, поскольку Катон не сомневался, что его послания к Юлии непременно будут прочитаны каким-нибудь агентом Палласа или Нарцисса или обоих, прежде чем попадут к ней в руки. Он снова опустил перо в чернильницу. Было писано: он надеется, что с Юлией все хорошо, она соблюдает осторожность и не принимает слишком много посетителей, чьи визиты могут плохо сказаться на ее здоровье. И что ее отец, уважаемый сенатор, позаботится о ее делах, а она отдаст все свои силы благополучию и воспитанию Луция.
Катон остановился и перечитал послание, пытаясь представить, как Юлия делает то же самое и понимает скрытое в нем предупреждение. Не зная, кто перехватит письмо, префект понимал, как важно не называть имен и не открывать, кому он служит, однако Катон хотел предупредить Юлию, что за ней следят. Она достаточно умна, чтобы прочитать между строк, к тому же ей было известно о его делах с Нарциссом. Но она оставалась в неведении относительно того, что человек Палласа сделал предложение ее мужу, подкрепленное угрозами в адрес его семьи. Катон устал, в голове у него царил туман, и он не мог придумать, как сообщить ей это, но так, чтобы не называть вещи своими именами. В конце концов он положил перо и откинулся на спинку стула.
– Проклятье…
Через мгновение вошел Траксис и поставил перед ним чашу, окутанную паром.
– Пришлось попросить у раба центуриона Криспа. Теперь я его должник. Если б вы дали мне пару монет чуть раньше, я купил бы вина в деревне. Но…
– Спасибо. Это всё. Иди, поспи немного.
– Поспать? Мне еще нужно почистить ваш плащ.
– Ты его не почистил?
Траксис наградил его хмурым взглядом:
– Я сделаю это, как только смогу, господин.
– В таком случае не буду тебя задерживать.
Траксис пробормотал что-то на фракийском, выходя из палатки, и Катон вернулся к письму, раздраженно почесав подбородок.
Он продолжал его сочинять в тусклом свете лампы, но вскоре масло закончилось, и огонек погас. Катон закончил письмо короткими уверениями в любви, поставил свое имя и пробежал глазами пергамент. Послание примерно отвечало той цели, с которой было написано, – сказать, что он по ней скучает, и предупредить, чтобы держалась подальше от политики столицы.
Катон аккуратно сложил пергамент, потом, взяв воск для печати, капнул на место сгиба и приложил кольцо эквита к быстро засыхающему воску, оставив на нем изображение всадника, из рук которого вырывается молния. Юлия помогла мужу выбрать этот знак, когда император подписал указ о присвоении ему его нынешнего звания и он вошел в ряды эквитов Рима. Катон легко прикоснулся пальцами к печати и оставил письмо на столе, чтобы Траксис утром отнес его в штаб и позаботился о том, чтобы его отправили в Рим при первой возможности. Он знал, что в это время года оно доберется до Юлии не меньше чем за четыре месяца, и вознес короткую молитву Минерве, чтобы его жена не ввязалась ни в какие политические интриги, пока не получит его.
Опустившись на походную кровать из дерева, Катон почувствовал, что замерзает в холодном ночном воздухе, с благодарностью натянул одеяло и овечью шкуру, оставленную Траксисом, и лег на спину, глядя в темный потолок из шкуры козла, по которому застучали первые капли дождя. Последнее, что он представил перед тем, как уснуть, было выражение лица его слуги, когда тот увидит неминуемую грязь после ночного дождя.
***Катон проснулся за мгновение до того, как Траксис вошел в палатку, как будто его разбудило какое-то внутреннее чувство, сказавшее, что пора вставать. Префект зевнул и обнаружил, что еще темно и идет сильный дождь, а воздух стал холодным и сырым.
– Ваш плащ, – сказал Траксис и положил сложенный шерстяной плащ на стол. – Чистый, хотя, учитывая, какая сейчас погода, его вполне можно было извалять в грязи. Вы будете завтракать, господин?
– Некогда. Ты можешь принести мне что-нибудь, когда мы отправимся в путь.
Катон встал в одной тунике и протянул руки, чтобы Траксис закрепил у него на плечах мягкие прокладки перед тем, как помочь надеть чешуйчатый доспех. Слуга надежно затянул завязки, шедшие вдоль той стороны доспеха, где будет находиться щит. Катон стоял не шевелясь, когда Траксис надел ему через голову ремень с мечом и аккуратно пристроил его на плече. В конце Катон надел сапоги и плащ, который застегнул брошью.
