"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Он… – Ута хмурилась, изо всех сил пытаясь вернуться мысленным взором в тот суматошный и горький день. – Свенельдич предложил помощь, когда узнал, что Вальгард погиб.
– То есть раньше он не знал? – с явным недоверием уточнил Хельги.
– Нет, конечно, как он мог знать такое?
– И решился обещать месть от имени своего вождя?
– Ну, да.
– Не много ли он взял на себя? А если бы Ингвар не захотел? Ведь сосватать девушку в мирное время – это одно, а если за невестой дают в приданое долг кровной мести – совсем другое!
– Но… – Растерянная Ута пыталась взглянуть на дело его глазами.
В те дни ей, молоденькой девушке, не пришло в голову задуматься о границах полномочий, которые Ингвар вручил своему побратиму, а позднее она узнала, что эти границы достаточно широки, чтобы оправдать даже такое.
– Но Ульву и раньше было очень нужно, чтобы это обручение возобновилось. Разрыв его опозорил. Снова получить Эльгу для всего их рода означало вернуть честь. Неудивительно, что Свенельдич так ухватился за случай, когда нам понадобилась помощь. Он перед этим ездил в Хольмгард и виделся с Ульвом.
– Виделся с Ульвом… – повторил Хельги.
Оглянулся на замершую Пестрянку, взял ее руку, сжал, будто подбадривая, и снова обратился к Уте:
– И как же Ингвар выполнил свое обещание? Он отомстил?
Ута задумалась.
– Это, кажется, сделал сам Ульв… Еще пока мы все были на Ловати… То есть я и Ингвар… В ту же осень. Он… мы собирались ехать в Киев… Ингвар съездил к отцу в Хольмгард. Вернулся дней через десять и привез мечи тех викингов с Наровы. Оказывается, еще летом, сразу, как Свенельдич увез Эльгу, он с Ильменя послал Ульву весть, и тот вместе с Хаконом ладожским вышел в поход. Еще только пока Свенельдич вез Эльгу в Киев, а я выходила за Дивислава, Ульв и Хакон уже разбили тех викингов. Но мы об этом узнали только поздней осенью. А отец узнал зимой, когда Бельша и Гремята вернулись из Киева. Да! – Она вздохнула с облегчением, поняв, что вспомнила все. – Так и было. Спроси у Свенельдича, он-то лучше помнит эти дела. Да, а где он?
Сообразив, что еще не видела мужа, Ута оглянулась на дверь.
– Остался у князя. Я вижу, он у них там как будто живет, – усмехнулся Хельги.
– Они выросли вместе и всегда заодно.
– Но мне незачем у него что-то спрашивать. Ты так хорошо все рассказала, – Хельги благодарно улыбнулся Уте.
Когда он улыбался, особенно в разговоре с женщинами, его лицо становилось таким мягким и располагающим, что те очень быстро забывали о его родимом пятне и предавались ему всем сердцем. Даже Мистина так не мог: в его взгляде на женщин сквозь снисходительное пренебрежение просвечивало тайное любострастие, поэтому при нем они держались настороженно. Чтобы выдержать его взгляд, требовались смелость и самоуверенность. Но мягкая улыбка Хельги говорила: я люблю вас такими, какие вы есть, и рядом со мной вы в полной безопасности! Поэтому женщины, при первом взгляде на него пугавшиеся, уже скоро готовы были сами предложить ему все, чего бы он ни пожелал. При таком обхождении был бы любим и человек с еще менее привлекательной внешностью.
– Не грусти, Фастрид! – прежде чем идти спать, Хельги снова приобнял Пестрянку. – Положись на меня, и скоро у тебя все будет. И твой муж, и греческие платья, и еще много всего…
Пестрянка молча склонила голову ему на грудь. В ее нынешней странной жизни Хельги был кем-то вроде божества, которому она поневоле вручила свою судьбу.
Наутро Эльга едва дождалась времени, когда княгине уместно ходить в гости, пусть даже к сестре. Тревога не давала ей спать. Весь вчерашний вечер ей казалось, что все это какое-то нелепое недоразумение. Но потом Мистина сказал ей как есть. «Хельги копает под тебя и твоего сына. Он опасен». Эти слова и прояснили ей мысли, и ужаснули.
Однако знала она и другое. Мистина тоже опасен. Олег Предславич уехал из Киева живым – после того как оправился от сильного удара по голове, который в случае неудачи мог бы его и убить. А другим людям, мешавшим ее свояку, повезло и того меньше. И если он сочтет, что Хельги представляет угрозу…
С весны, со дня переворота, Эльга постоянно помнила, что они с Ингваром стоят на тонком льду. Дружина вознесла их на престол, поляне смирились, а прочие многочисленные данники и узнают о перемене только зимой, когда с полюдьем к ним придет уже другой русский князь. Взять власть не так трудно, как удержать. Они должны не обмануть ожиданий всех, кто имеет влияние на людей. Но сейчас, пока Ингвар даже не сходил в полюдье и не заключил новые договора, их положение очень шатко.
– И так будет еще лет несколько, – сказал ей как-то Ингвар. – Готовься.
– Я готова! – ответила она тогда.
Но кто же мог знать, что первый бой им придется выдержать с собственными родичами! После переворота, когда Олег Предславич и Мальфрид уехали на запад, Ингвар вдруг сообразил: а ведь они могли поехать на север, к Сванхейд, и обвинить его, поступившего с ними так не по-родственному. Если бы Сванхейд приняла сторону дочери, последствия для Ингвара могли бы быть самыми тяжелыми. Мать могла бы проклясть его, лишить права на отцовское наследство – и тем наполовину убить его как киевского князя. Никому об этом не говоря, Ингвар испугался. И поручил уладить дело с матерью Мистине – как ни мало ему хотелось расставаться в это трудное время со своей правой рукой, – потому что только его уму, верности и ловкости мог довериться.
Но Эльга никак не ждала нападок от собственной родни. Последний брат Вещего жил далеко, от притязаний на киевское наследство отказался много лет назад, и казалось, можно с ним не считаться. Ингвар прав: во всем виноват Хельги. Без него дядя Торлейв спокойно принял бы перемену. А Хельги просто не знает, с кем столкнулся и чем ему это грозит. Он не знает, кто такие Сигге Сакс, Требимир Кровавый Глаз и Ама Савар. А она время от времени видит их на Свенельдовом дворе и помнит: для этих людей нет ничего недозволенного.
Да нет же, успокаивала Эльга сама себя по дороге. Хельги – двоюродный брат Уты, шурин Мистины. Тот не поднимет руку на родича. Сам Хельги не может желать зла сестрам, и они как-нибудь договорятся. В этом Эльга очень рассчитывала на помощь Уты: эти двое не могут не прислушаться к ней, когда одному из них она – сестра, а другому – жена.
Однако княгиня проехалась напрасно. Оказалось, что Хельги уговорил Уту покататься по Днепру: взяв всех женщин и детей дома, посадил в три лодьи с гребцами и увез смотреть горы. И Торлейва позвал с собой. Эльга была разочарована и даже растерялась: почему же родичи не позвали и ее? Не так уж ей хотелось смотреть на горы – насмотрелась за три года, – но неужели теперь и Торлейв, и Хельги, и даже Ута не желают ее видеть? Родичи пригрозили ей, княгине киевской, разрывом, и уже избегают ее, даже не получив ответа? Не ждала она такого от своего доброго дяди, улыбчивого Хельги и тем более преданной Уты!
Повидала Эльга только Свенельда, но и тому было недосуг с ней говорить: близилась пора собирать древлянскую дань, и Свенельд готовился со своей дружиной выступать в ежегодный поход по Ужу и Тетереву.
Огорченная, она вернулась домой и тут узнала новость. Из Витичева прискакал гонец: возвращается Ранди Ворон, ездивший с товарами в хазарский Самкрай, и на днях будет в Киеве.
Весть о возвращении от хазар послов и купцов была столь важна, что даже вытеснила из мыслей Эльги раздор с родичами. Ранди Ворон с другими купцами возил в восточную часть Греческого моря дань, которую собирали прошлой зимой еще люди Олега Предславича: меха, лен, мед и воск. В том направлении князья руси и полян не сбывали свою дань уже лет тридцать. Когда вода в Днепре по весне стала подниматься выше, что позволяло легче пройти пороги, Вещий добился от греков заключения торгового договора и с тех пор сбывал дань им, платя десятину, а не две, как хотели хазары. Но сейчас пришлось вновь обратиться к каганату: пока у нового русского князя не заключен новый договор, греки пустят лодьи с товарами не дальше заставы Иерон на Босфоре. Торговать с хазарами было невыгодно, но пока у Ингвара не имелось другого выхода. На нынешний год приходилось смириться с убытками: умудренные опытом воеводы, купцы и бояре единодушно посоветовали ему это. Да и сам Ингвар не мог долго ждать. Заключение договора с греками – дело не быстрое: пока туда-сюда съездят посольства, пока все обсудят и утвердят – может и три года пройти. Однако и спешить с договором он не хотел: ведь дружина сделала его князем, надеясь на военный поход. За минувшие тридцать лет в селениях и монастырях на Босфоре завелись новые золотые кубки, шелковые одежды и прочие сокровища. А во владениях руси выросло новое поколение храбрецов, жаждущее завладеть всем этим. Поэтому неторопливость греков была Ингвару даже на руку.
