Густав Эмар - Закон Линча
Лошадь продолжала бешено мчаться, перепрыгивая через встречавшиеся препятствия, преследуемая стаей воющих койотов и тщетно стараясь освободиться от ноши.
Наконец она споткнулась и упала вместе с бесчувственным седоком, испуская жалобное ржанье.
До этого момента Красный Кедр все-таки сознавал еще, что он жив, но когда его лошадь упала, он на мгновение почувствовал жестокую боль в голове и, прошептав последнее проклятие, потерял сознание.
Он не мог сказать, сколько времени продолжался его обморок.
Когда он под влиянием какого-то странного ощущения открыл глаза, то увидел над собой сквозь листву деревьев ярко сверкающее солнце и услышал радостное щебетание птиц.
Красный Кедр с облегчением вздохнул и отуманенным взором посмотрел вокруг. В нескольких шагах от него лежала его павшая лошадь.
Сам он сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева. Склонившись над ним, на коленях стояла Эллен и робко следила за тем, как он возвращается к жизни.
— О-о-х! О-о-х! — пробормотал бандит слабым голосом. — Значит, я еще жив!
— Да, благодарение Богу, отец мой, — тихо прошептала Эллен.
Бандит посмотрел на нее.
— Бог! — прошептал он. — Бог! — повторил он громче с насмешливой улыбкой.
— Это Он спас вас, отец мой, — сказала молодая девушка.
— Дитя, — прошептал Красный Кедр, положив руку ей на голову. — Бог — это только слово. Никогда больше не говори мне о нем.
Она опустила голову.
К раненому, между тем, вместе с ощущением жизни вернулась и боль.
— О, как я страдаю! — произнес он.
— Вы опасно ранены, отец мой. Увы! Я сделала все что могла, чтобы облегчить ваши страдания, но я — несчастная, ничего не знающая девушка, и очень возможно, что все мои старания вовсе не то, что вам надо.
Красный Кедр повернул к ней свое бледное лицо, и нежность мелькнула в его потухшем взоре.
— Значит, ты все-таки любишь меня? — спросил он.
— Разве это не моя обязанность, отец?
Бандит ничего не ответил, и только обычная насмешливая улыбка искривила его посиневшие губы.
— Я давно искала вас, отец, и лишь случайно нашла в эту ночь.
— Да, ты хорошая дочь, Эллен. Теперь у меня нет никого, кроме тебя. Я не знаю, что сталось с моими сыновьями, — продолжал он с внезапной яростью, — это все проклятый брат Амбросио, он один виноват во всем. Если бы не он, то я до сих пор находился бы в окрестностях Пасо-дель-Норте, в лесах, где чувствовал себя полновластным хозяином.
— Не думайте больше об этом, отец мой, ваше состояние требует полного спокойствия. Постарайтесь поспать несколько часов, это принесет вам пользу.
— Поспать! — произнес бандит. — Разве я могу спать? О нет, нет! — продолжал он с отвращением. — Я хочу бодрствовать. Когда глаза мои смыкаются, то я вижу… Нет, нет, только бы не заснуть!..
Он замолчал.
Эллен с жалостью и ужасом смотрела на него.
Бандит, обессиленный потерей крови и лихорадкой, вызванной ранами, чувствовал в себе незнакомое ему до сих пор ощущение — ему было страшно.
Может быть, его мучили угрызения совести за содеянные им преступления.
Долгое время длилось молчание.
Эллен, не спуская глаз, следила за каждым движением отца, который вследствие лихорадки периодически впадал в забытье, но порой начинал дрожать и, произнося какие-то невнятные слова, бросал вокруг себя испуганные взоры.
К вечеру бандит почувствовал себя лучше и раскрыл глаза, взгляд которых был теперь уже не таким блуждающим. Речь также стала менее отрывистой.
— Благодарю, дитя мое. — произнес он, — ты доброе существо. А где мы находимся?
— Я не знаю, отец мой, этот лес кажется мне бесконечным. Повторяю, это Бог привел меня к вам.
— Нет, нет, ты ошибаешься, Эллен, — отвечал он со своей обычной насмешливой улыбкой, — не Бог привел тебя сюда, а демон, который боялся потерять такого преданного друга, как я.
— Не говорите так, отец мой, — с грустью сказала девушка. — Наступает ночь, и скоро нас окутает мрак. Позвольте мне помолиться Богу, чтобы Он отвел опасности, которые могут нам угрожать в темноте.
— Дитя, неужели тебе так страшно провести ночь в лесу, тебе, жизнь которой все время протекала в лесной глуши? Разведи костер из сухих сучьев, чтобы отогнать хищных зверей, и положи возле меня мои пистолеты. Эти предосторожности, поверь мне, гораздо действеннее всех твоих молитв.
— Не богохульствуйте, отец мой, — с живостью возразила молодая девушка. — Вы ранены и почти умираете, я слаба и не в состоянии защитить вас. Наша жизнь в руках Того, Чье могущество вы напрасно отрицаете. Он один, если пожелает, может спасти нас.
Бандит разразился деланным смехом.
— Пусть Он тогда сделает это, — воскликнул он, — и я поверю в Него!
— Отец мой, ради самого Неба, не говорите так, — с отчаянием прошептала девушка.
— Делай то, что я говорю, глупая девчонка, — грубо перебил ее скваттер, — и оставь меня в покое.
Эллен отвернулась, чтобы утереть выступившие у нее на глазах слезы, и с грустью поднялась, не смея ослушаться отца.
Красный Кедр не спускал с нее глаз.
— Ну, полно, глупенькая, — сказал он с насмешкой, — утешься, я не хотел тебя обидеть.
Молодая девушка собрала целую груду сухих веток и разложила костер. Скоро высокие огненные языки начали подниматься к небу.
Затем она вынула из седельных кобур еще заряженные пистолеты скваттера, положила их у него под рукой и сама присела рядом.
Красный Кедр довольно усмехнулся.
— Вот, — сказал он, — теперь нам нечего больше бояться. Пусть явятся хищные звери, мы сумеем их встретить. Пока мы можем быть спокойны, а завтра увидим, что нам делать.
Эллен, не отвечая на эти слова, завернула его как могла лучше в одеяло и звериные шкуры, которые были навьючены на лошадь, чтобы укрыть его от холода.
Эти самоотверженные заботы тронули бандита.
— А тебе самой, Эллен, разве ничего не надо? — спросил он.
— Для чего? Огонь достаточно согревает меня, — кротко отвечала она.
— Но, по крайней мере, хоть съешь чего-нибудь. Ты должна быть голодна, так как, если я не ошибаюсь, ты целый день ничего не ела.
— Это верно, отец, но я не хочу есть.
— Это ничего не значит, — настойчиво возразил он, — вредно долго не есть. Я хочу, чтобы ты поела.
— Напрасно, отец, — отвечала она после минутного колебания.
— Поешь чего-нибудь, — крикнул он, — если не для себя самой, то ради меня. Мы не знаем, что ожидает нас через несколько часов.
— Увы! Я желала бы повиноваться вам, отец, — отвечала она, опустив глаза, — но это невозможно.
— Почему? Раз я хочу этого…
— Потому что мне нечего есть.
