Михаил Попов - Cлавенские древности, или приключения славенских князей.
Построив свой замок, и желая великолепным образом торжествовать свой брак с Нимфою, позвал Левсил на оный всех знакмых ему волшебников, которые одарили новобрачных редкими и важными вещами по их науке. Свадьба их торжествована была великолепно и весело: уже сопиршествующие, наполнившись вином, запели песни в честь новобрачным, и утопая в веселии ни о чем ни помышляли кроме роскоши, как вдруг огненный клуб, провождаемый громом и молниями, влетев к ним в комнату пресек их восхищения, и обратили на себя всех взоры.
Это был Карачун: сделавшись из огня человеком, подошел он к Левсилу, и сказал ему с надменным и насмешливым видом. Я очень сожалею, что ты счел меня ниже всех, и не удостоил меня иметь своим rocтем; однако ж, я чаю, ты ведаешь, что знание мое и власть могут поколебать вселенную, и с самым твоим замком. Милостивый государь! перехватил речь его Левсил: это не от презрения произошло; а от того, что я не имея чести быть тебт знаком, не осмелился тебя просьбою моею трудить; не наделся притом, чтоб ты удостоил меня своим посещением. Извинение не худо вздумано: вскричал Карачун; однако уж поздно, да и несправедливо, потому что я и незваный сюда приехал, дабы доказать тебе, что я не горд и не сердит. Левсил помоществуемый прочими волшебниками; старался всячески пред ним извиниться; и напоследок умягчил его совершенно, так как хотел это доказать Карачун.
Левсил посадил его в первое место, а прочие гости сели по своим. Веселье опять повсюду разлилося, и всяк думал об одном вине и пировании. Карачун также показывался следующим общему желанию, однако ж непрестанно задумывался, почасту взглядывая на Нимфу. Прочие, быв отягощены вином, сего не примечали, но Левсил будучи трезв, и приемля в том больше всех участия, не пропускал ни одного его взора, коих частые и страстные обороты уверили его вскоре, что он имеет себе в нем соперника. Чего ради получив на него подозрение, решил его остерегаться, опасался от него себе нападения. Однако ж Карачун, сколько был ни дерзостен, не отважился ничего тогда предприять при собрании волшебников, коих совокупная сила превышала его могущество. Чего ради по окончании стола, поблагодарив с притворною ласкою Левсила, поднялся на воздух, и исчез от всех в минуту.
Левсил оставшись один со своими гостями, изъяснил им свои подозрения на Карачуна, и просил их всех помочь себе_в таком опасном для него обстоятельстве. Волшебники, будучи им угощены, охотно согласились на просьбу его, и сделали между собою совет, каким образом отвратить от новых супругов нападения Карачуновы. По довольном их о томе рассуждении, придумали наконец сделать такое ожерелье для Левсиловой жены, что когда она будет иметь его на себе, то всякий, кто б к ней ни прикоснулся, ожжется от нее так как от раскаленного железа. А чтоб и муж её не претерпел того ж, прикасаяся к ней, то положили сделать ему золотую цепь, на которую повесить из такого ж металла Талисман, на коем начертанные волшебные слова учинят прикосновение его к Нимфе не вредным.
Выдумка сия весьма показалась новобрачным: они просили волхвов исполнить ее поскорее самым делом, что они и учинили совокупными силами в тот же час, и вооружили ими молодых супругов. После чего, по учинении с обеих сторон учтивостей, расстались. Волшебники разъехались по своим жилищам, а новобрачные отдались в объятия любви и сна.
Карачун заразясь любовью к Нимфе, решил ее похитить: в следствие чего, вооружась всеми своими силами, и полетел к ним под вечер, уповая их исплошить, и найти неспособными к обороне. Вид принял он на себя семиглавой Гидры, дабы страшнее показаться: и в сем образе примчался в Левсилов замок.
Молодые супруги находились тогда ж в саду, наслаждаясь приятностью воздуха, а более своими нежностями. Малорослый чародей, увидев их в сем расположении, воскипел сильнейшею завастью, и бросился на Нимфу, дабы ее похитить из рук нежного её супруга. Но лишь только прикоснулся к ней, то взревел как Леший, будучи уязвлен пламенем, происшедшим от волшебного ожерелья, которое на ней было. В ярости своей хотел было он растерзать Левсила, думая что он сему был причиною: но Армянин, имея на себе волшебное препоясание и меч, о которых я объявлял и коих сил ничто не могло противиться, поразил его сим оружием, и отсек ему голову, Что так взбесило Карачуна, что бросясь всем своим телом на Левсила, хотел его растерзать; но получив другой себе удар, который лишил его другой головы, принужден был ярость свою удержать, и прибегнуть к отступлению. Чего ради принять прежний вид, и вспомоществуем будучи Духами, поднялся на воздух, крича притом Левсилу: Ты победил теперь, бездельник! однако ж недолго станешь гордиться своим злодейством: праведная моя месть вскоре тебя накажет, и уверит тебя, что Карачун больше имеет силы Армянина.
Левсил, будучи ободрен своею победою, смеялся его угрозам; однако ж положил c техnop завсегда ходить в сем спасительном препоясании, и иметь при себе меч, а супруге своей советовал носить также завсегда ожерелье. На ночь заграждал он свою спальню волшебными словами, коим научили его волхвы; а днем защищал его меч; итак от всех сторон находился он безопасен от Карачуна. Но от чего не можно ему было ожидать несчастья, от того оно ему приключилось: то есть от меня, от наилучшего его приятеля. Сим именем могу я величаться; ибо подлинно был я ему искренний друг, и причинил ему бедствие не c умысла, а пронырствами лютого Карачуна.
Вскоре после победы Карачуновой приехал я в Индию, и вошел в его замок объявленным выше мною образом. Подружась с сим любезным человеком, не отставал я отнего ни на минуту, так как и он от меня. Все увеселения, какие можно было найти в замке, служили к нашему, удовольствию: чаще всего ездили мы на охоту, кою весьма страстно любил мой приятель, и которая напоследок нам сделалась бедственная а наипаче Левсилу.
