Александр Лермин - Сын графа Монте-Кристо
— Сударыня, мне известна причина, приведшая вас сюда.
— Как? Вы знаете? — с испугом воскликнула мадам Данглар.
— Успокойтесь, сударыня — тайны, вверенные мне, умирают в моей груди. Я должен присутствовать для проформы при вашем свидании, но я буду слеп й глух.
Мадам Данглар поблагодарила его взглядом, полным слез, дверь отворилась, и вошел Бенедетто в сопровождении надсмотрщика. Увидев желто-красную одежду, зеленую шапку и цепь, висящую от пояса до щиколоток, бедная мать слабо вскрикнула и оперлась на спинку стула, чтобы не упасть.
По знаку священника надсмотрщик вышел, и, затворив дверь, святой отец обратился к Бенедетто:
— Сын мой, поблагодари бога за его милосердие и постарайся показать себя достойным его!
Ни иезуит, ни мадам Данглар не заметили насмешливой улыбки, мгновенно искривившей губы каторжника — Бенедетто тотчас же изменил выражение лица. Сняв шапку, он преклонил колени перед матерью и провел рукой по глазам. Патер сел у окна, вынул молитвенник и погрузился в чтение. Мадам Данглар робко осмотрелась и, наклонившись, обхватила руками наголо выбритую голову Бенедетто.
— Мой бедный, бедный сын! — прошептала она.
— Благодарю тебя тысячу раз, мать, за то, что ты пришла,— нежно сказал лицемер.
— О, я жаждала увидеть тебя еще раз,— пролепетала несчастная.
— Как ты добра! Знаешь ли ты, что отец даже из гроба нанес мне оскорбление? Он прислал сюда свою дочь, мою сестру, она передала мне его привет, но не протянула мне руки и не назвала братом!
— Сын мой, забудь все! Забудь все зло, сделанное тебе, прости твоим врагам, ведь ты тоже нуждаешься в прощении! — умоляла его бедная мать.
— Хорошо, но только ради тебя! Скажи-ка мне, мать, ты в самом деле покидаешь Францию?
— Да, завтра в это время я буду уже на корабле.
— Но ведь ты едешь не одна? Путь так далек, и я боюсь за тебя!
— Благодарю за заботу, Бенедетто! О, как мне приятно слышать эти слова! Но, успокойся, я еду в сопровождении монахинь, и они будут моими покровительницами.
— Да, я позабыл: ты ведь отдала свое состояние за это покровительство — ты заплатила слишком дорогую цену!
— Бенедетто, ты грешишь: твоя жизнь для меня дороже всяких денег!
— Я хотел бы заслужить твою любовь — прошептал Бенедетто, по-видимому, совершенно уничтоженный.— Ты пожертвовала миллионом, чтобы спасти меня, но если бы у тебя были еще деньги, ты могла бы совершенно освободить меня со временем.
— О, я и не теряю надежды на это! — живо вскричала мадам Данглар.
— Как? Разве миллион все еще у тебя?
— Я отдам деньги лишь завтра, но это ничего не значит, я всегда держу свое слово.
Бенедетто молчал. Тысячи мыслей роились у него в мозгу. Он стоял, опустив глаза, небрежно позвякивая цепью на правой руке, а левой комкая зеленую шляпу.
— Мать!— произнес он тихим голосом, — бесполезно говорить о прошлом, потолкуем лучше о будущем. Завтра ты уезжаешь, а где же ты сейчас остановилась?
— В доме священника в Боссюэ; отцы-иезуиты рекомендовали мне этого священника, и я там проведу ночь, несмотря на то, что хозяин дома вынужден был отлучиться.
— Ах, Боже! — простонал Бенедетто.— Если бы я мог проводить тебя!
— Я дорого дала бы за это, мне предстоит такое неприятное возвращение в Боссюэ. Мистраль свирепствует во всю силу, и Оллиольские овраги,— по-видимому, так опасны, что мой почтальон отказался везти меня обратно сегодня вечером. Но я постараюсь подыскать другого.
— Но отчего ты не ночуешь в Тулоне?
— Невозможно, я должна спешить в Боссюэ — я оставила деньги в доме патера.
— Как неосторожно! В уединенном доме, хозяин которого в отлучке!
— Но я приняла меры предосторожности: шкатулка с деньгами спрятана в крепком шкафу, и ключ у меня в кармане.
— Но шкатулка должна быть вместительна, чтобы в нее можно было уложить миллион,— продолжал как бы в раздумье Бенедетто.
— Конечно, если бы вся сумма была в монетах. Но большая часть денег разменяна на банковские билеты, золота совсем немного.
Бенедетто кивнул: он узнал все, что ему хотелось. Между тем патер встал и коротко заметил, что время свидания уже прошло. Каторжник, рыдая, обратился к матери:
— Мать, благослови меня!
Мадам Данглар положила дрожащие руки на бритую голову негодяя и набожно прошептала:
— Да благословит тебя господь!
Силы оставили ее, и она почти в обмороке прислонилась к двери, пока сторож уводил Бенедетто.
Патер старался утешить ее, но она печально покачала головой и, несколько оправившись, опустила в руку иезуита билет в тысячу франков и вышла со словами:
— Для таких же несчастных, как и я!
Минуту спустя, закутавшись в плащ, она направилась в гостиницу, в которой остановился почтальон.
18. Бегство
Ну, как дела? — встретил Ансельмо товарища.
Бенедетто, не отвечая, сел на бревно и уставился в пространство.
— Украли миллион, что ли? — нетерпеливо вскричал Ансельмо.
— Миллион будет наш,— ответил Бенедетто с жестким смехом.
— Тем лучше, мистраль как нельзя лучше подходит для нашего побега.
— В самом деле, Ансельмо? Но, слушай, через два часа мы должны быть на свободе.
— Не беспокойся, на свободе мы будем, ну а потом что? Есть у тебя определенный план?
— Конечно, ты знаешь деревню Боссюэ?
— Да, она расположена возле Оллиольских оврагов.
— Совершенно верно, в эту деревню мы должны попасть еще до вечера. Конечно, мы рискуем быть пойманными и возвращенными в заключение, если бежим среди белого дня.
— Что ты говоришь? Сегодня вовсе не белый день, и теперь уже темнеет, а через два часа будет совсем ночь.
— Но если нас запрут на понтонах?
— На это я и рассчитываю: мы должны бежать через понтоны.
— А наши цепи?
— Ты забыл Царя Грызунов?
— Опять глупости!
— Слушай, Бенедетто, я не шучу, когда дело пахнет миллионом. Пилка, спрятанная в нашем «несессере», распилит цепь в десять минут. А теперь принимайся за работу — идет надсмотрщик!
Каторжники схватились за тяжелое бревно, которое должны были отнести на барку, и продолжили свою работу с большим усердием. Ансельмо сказал правду: скоро совсем стемнело, и никто не заметил, как они направились к понтону, служившему им приютом на ночь, но теперь совершенно пустому.
— Ложись на пол,— приказал Ансельмо.
Бенедетто повиновался и начал осторожно ощупывать пол, но вдруг слабо вскрикнул, когда что-то светлое скользнуло мимо.
— Какие нежности! — грубо проворчал Ансельмо.— Ты помешал работать нашему маленькому другу.
