Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Благодарю… А еще?
— Моего мужа… и двоих детей, мальчика зовут Пьер, а девочку Берта, и я научила их молиться за вас.
На щеках умирающей появился легкий румянец.
— Дорогие мои крошки! — прошептала она. — Если Бог оставит для меня местечко рядом с ним, я буду молиться за них на Небесах.
Тишину нарушили удары колокола, затем послышался звон колокольчика и наконец в коридоре раздались шаги, приближавшиеся к келье.
Это священник шел причащать умирающую.
Мари упала на колени в изголовье кровати Берты.
Вошел священник, держа в левой руке священную дароносицу, а в правой — облатку.
В этот миг, почувствовав, что Берта тянется к ее руке, молодая женщина подумала, что сестра хочет на прощание пожать ей руку.
Но она ошиблась.
Берта передала ей какой-то предмет, который походил на медальон.
Мари хотела взглянуть на него.
— Нет, нет, — сказала Берта, — когда я умру.
Мари кивнула, соглашаясь выполнить ее волю, и уронила голову на скрещенные руки.
Келью заполнили монахини. Они молились, стоя на коленях. И по всей длине коридора, на всем пространстве, которое окидывал взор, стояли на коленях и молились монахини в темных одеждах.
Умирающая, казалось, собралась с последними силами, чтобы предстать перед Создателем, и, слегка приподнявшись, прошептала:
— Господь! Вот и я!
Священник положил ей на губы облатку; умирающая откинулась на подушку, закрыв глаза и сложив руки.
Если бы ее губы не шевелились, то ее можно было принять за покойницу: настолько бледным было ее лицо и едва теплилось ее дыхание.
Священник завершил обряд соборования умирающей, и она уже больше не открывала глаз.
Затем он вышел, и вслед за ним потянулись его помощницы.
Привратница подошла к Мари, по-прежнему стоявшей на коленях, и слегка притронулась рукой к ее плечу.
— Сестра моя, — сказала она, — правила нашего ордена запрещают вам оставаться долее в этой келье.
— Берта! Берта! — произнесла сквозь рыдания Мари. — Ты слышишь, что мне говорят? Боже мой! Двадцать лет мы жили, ни на день не расставаясь, одиннадцать лет провели в разлуке, и теперь не можем побыть вместе хотя бы два часа перед тем, как расстаться навеки!
— Сестра моя, вы можете оставаться в монастыре до тех пор, пока я не умру, и я буду счастлива уйти из земной жизни, зная, что вы рядом со мной и молитесь за меня.
Мари наклонилась, чтобы в последний раз поцеловать умирающую, но присутствовавшая при их свидании монахиня остановила ее со словами:
— Сестра моя, нельзя воспоминаниями о земном отвлекать нашу святую матушку от дороги к Небесам, на которую она уже вступила.
— О! Но я же не могу ее так просто оставить! — воскликнула Мари и, бросившись к постели Берты, прикоснулась поцелуем к ее губам.
В ответ на ее поцелуй губы Берты слегка дрогнули, затем она рукой мягко отстранила от себя сестру.
Однако рука эта не соединилась с другой, а бессильно упала на кровать.
Монахиня подошла к постели умирающей и без единой слезы, без единого вздоха, с бесстрастным лицом, на котором не отражалось ни малейшего волнения и какого бы то ни было переживания, взяла ее руки и соединила их у нее на груди.
Затем она стала потихоньку подталкивать Мари к двери.
— О Берта, Берта! — воскликнула молодая женщина, зарыдав.
Ей показалось, что в ответ на это рыдание послышалось нечто вроде шепота, и в нем ей удалось различить имя «Мари».
Но она уже была в коридоре, и за ней захлопнулась дверь.
— О! Дайте мне на нее еще раз взглянуть! — воскликнула Мари, — всего один раз!
Но монахиня, вытянув руки, преградила ей путь.
— Хорошо, сестра, — сказала Мари, чьи глаза застилали слезы, — проводите меня.
Монахиня привела ее в пустую келью: жившая здесь монахиня скончалась накануне.
Сквозь слезы Мари разглядела скамеечку для молитв и висевшее над ней распятие; едва держась на ногах, она подошла к распятию и встала на колени.
Она провела час в непрерывной молитве.
Наконец на пороге кельи показалась монахиня и все таким же холодным и бесстрастным тоном произнесла:
— Матушка святая Марта только что скончалась.
— Я могу ее видеть? — спросила Мари.
— Это запрещено правилами нашего ордена, — ответила монахиня.
С горьким вздохом Мари уронила голову на руки.
И тут она почувствовала, что в ладони ее зажат предмет, который ей передала Берта перед тем, как навсегда покинуть этот мир.
Матушка святая Марта скончалась, и теперь Мари могла взглянуть на него.
Как она уже догадалась по его форме, перед ней был медальон.
Мари открыла крышку и увидела прядь волос и тонкий листок бумаги.
Прядь была того же цвета, что и волосы Мишеля. А на листке было написано:
«Срезано во время его сна в ночь на 5 июня 1832 года».
— О Боже! — прошептала Мари, подняв глаза к распятию. — Боже, прими ее с милосердием, ибо твои муки длились всего сорок дней, а она страдала целых одиннадцать лет!
И, спрятав на груди медальон, Мари спустилась по холодной и сырой лестнице монастыря.
Карета и все приехавшие вместе с ней по-прежнему ожидали ее у ворот.
— Ну что? — спросил Мишель, распахнув дверцу кареты и выходя навстречу Мари.
— Увы! Все кончено! — сказала она, упав ему на руки. — Она умерла, пообещав, что будет за всех нас молиться на Небесах.
— Счастливые дети! — произнес Жан Уллье, положив одну ладонь на голову мальчика, а другую на голову девочки. — Счастливые дети! Вы можете смело идти по жизни: святая мученица охраняет вас на Небесах!
Комментарии
Роман Дюма «Волчицы из Машкуля» («Les louves de Machecoul») посвящен неудавшейся попытке восстания против короля Луи Филиппа Орлеанского, которое было поднято в Вандее в 1832 г. герцогиней Беррийской, снохой короля Карла X, в пользу своего малолетнего сына, законного наследника старшей ветви Бурбонов, свергнутой с французского престола Июльской революцией 1830 г.
Дюма, относившийся к герцогине Беррийской с большой симпатией, был прекрасно знаком с ходом ее неудачной экспедиции в Вандее. Дело в том, что он помогал генералу Дермонкуру, который командовал правительственными войсками, сумевшими быстро подавить восстание герцогини Беррийской, готовить к публикации книгу мемуаров «Вандея и Мадам» (1833) и, по существу, был одним из ее авторов. Кроме того, Дюма посетил Вандею в августе 1830 г. по специальному заданию генерала Лафайета, поэтому он был хорошо знаком с местностью, где развернулись события, связанные с сюжетом романа. О неудавшемся восстании писатель рассказывает также в главах CCXXXIX–CCXLI и CCLIV–CCLVI своих «Мемуаров».
