Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий
Господи, твоя воля! Куда ж это идет молодое поколение украинской интеллигенции?.. Полком червоных козаков командует, и, заметьте, украинских!.. С ними еще Муравьев с матросами и русскими красногвардейцами. Ну, это уж не то: и сам — русак, и званье полковничье, царское, и вообще российский империализм, не разберешь, то ли белый, то ли красный?..
Но вслед за наступлением харьковской группы началось наступление и от Брянска и Гомеля — в направлении на Бахмач. Телеграфисты поговаривают, что сам Ленин отдал приказ: бросить туда две тысячи балтийских моряков, кронштадтских головорезов… Ясно, под Бахмачем будет… компот: эта группа как раз нацелена в тыл расположению петлюровских гайдамаков и «вильных козаков»
А на берегах Днепра?
От Знаменки на Белую Церковь медленно, но верно движется группа украинских металлургов, шахтеров и рудокопов, которая уже оказала помощь екатеринославским рабочим и теперь повернула на северо–запад. И как раз тогда, когда на Херсонщине застрял, попав в ловушку к таврическим чабанам, Юрко Тютюнник со всем своим Херсонским кошем «вильных козаков»… А ведь на него, на Юрка Тютюнника, была главная надежда…
Винниченко раздраженно бросил перо, сделал кляксу, чего он страшно не любил, с грохотом отодвинул стул — даже вскрикнула с перепугу сквозь сон жена в соседней комнате, — зашлепал туфлями взад и вперед по кабинету.
У окна остановился. Подышал на заиндевевшее стекло. Растопил кружочек. Поглядел в проталину.
На Пушкинской улице стояла ночь. Фонари горели через один — ближайший у актерского входя в театр Бергонье, антреприза мадам Брыкиной. Ветер качал фонарь, и по заснеженной улице колыхался большой световой круг — туда и сюда, сюда и туда. Тошнотно, как морская болезнь. Мерзопакостно, как на душе. Кроме фонаря, у театра миниатюр ничего больше не было видно. Как и в жизни. А впрочем, и видеть–то нечего: над городом стоит ночь, темная ночь снизошла на страну. Каждую ночь бывает ночь. Закон природы. А потом приходит утро. Неужели — придет?
Винниченко вернулся к столу и допил остатки чая — чай снова остыл, да черт с ним! Из–под уютного зеленого абажура яркий свет щедро льется на белый, чистый, не исписанный еще свежий лист бумаги, и рядом лежит перо… Бумага и перо! Господи боже мой, как же просится эта бумага под роман или пьесу, ну пускай — рассказ… Черт! Гибнет литература из–за этой дурацкой… политики…
Может быть, наплевать на все, да и засесть… за роман? Или мемуары?.. Верно! Эврика! Вот именно — мемуары! Рассмотреть, как все это было и что из всего этого вышло!..
Винниченко схватил перо и озверело набродился на чистую, девственную и ни в чем не повинную бумагу.
Что мы имеем сегодня внутри самой Украины?
Имеем: восстания в селах и на сахарных заводах по всей Подолии, восстания на Черниговщине, восстания на Волыни… повсюду. А Донецкий бассейн, Криворожье, Харьковщина — об этом нечего и говорить: власти Центральной рады там как и не бывало! И верно–таки, не бывало. Что же в таком случае представляет собой территория УНР? Столица Киев и его окрестности? А в столице Киеве что?
Сегодня в столице Киеве новости такие. Левые польские партии высказались… против губительной контрреволюционной политики Центральной рады. Съезд чешской социал–демократической партии признал политику Центральной рады… контрреволюционной и губительной. Ну, это пускай: пусть поедут попробуют у себя в Варшаве или Праге… А вот украинский полк имени Шевченко Центральной рады, один курень которого, правда, принимал участие в октябрьском восстании, a весь он, позднее, в полном составе, отказался разоружать большевизированные русские части, — так вот этот полк, посланный генеральным секретарем Петлюрой, во искупление грехов, под Бахмач держать противобольшевистский фронт, — отказался воевать, вернулся в Киев и направил в генеральный секретариат такую резолюцию:
«…Кроме того, усматриваем в проведении политики Центральной рады и генерального секретариата уклонение в сторону, нежелательную для трудового народа Украины, и братоубийственную войну с российским пролетариатом считаем позорной, порочащей Украинскую народную республику, а потому остаемся не удовлетворены политикой Центральной рады и генерального секретариата, требуем немедленно прекратить братоубийственную войну и прийти к соглашению мирным путем и передать власть в руки Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов на местах. И вместе с тем оповещаем, что наш курень не пойдет бороться вооруженной силой против домоганий трудового крестьянства и рабочих, как великорусских, так и украинских».
Съели?
А Киевский большевистский комитет ушел в подполье и из подполья организует боевой отряд киевских железнодорожников. По агентурным данным, этот отряд насчитывает уже больше четырехсот бойцов и собрал оружия еще на… полтысячи.
А — даже не подпольный, а пока легальный — молодежный Союз «Третий Интернационал» здесь же, в киевской газете, напечатал обращение ко всей молодежи Киева:
«Рабочие юноши и девушки!.. Долой оковы, мы, юные пролетарии, жаждем света и солнца, и потому идем на смертный бой с капиталом! Да сгинут тираны!.. Слышите ли вы, товарищи, далекие раскаты грома? То могучий исполин — международный пролетариат — встает на последний бой с капитализмом!.. Девушки и юноши! Помните — смолоду люди живут мечтами, надеждами на будущее, — пускай же нас сегодня предают пыткам: сквозь муки и казни мы смело пойдем в наше светлое, животворное, лучезарное завтра, в социализм! Мир хижинам, война дворцам! Да здравствует Третий Интернационал! Да здравствует социализм!..»
Владимира Кирилловича даже проняла слеза: пускай и немного наивно — какой–нибудь гимназист писал, начитавшийся Надсона и Олеся, — однако же трогательно, что ни говорите… Молодая поросль, новое поколение, будущее Украины…
Но Винниченко тут же уличил себя в сентиментальности, швырнул перо, смял листок и с грохотом отодвинул стул.
Что ж это получается, черт побери?.. Если быть честным с собой, конечно… Против кого воюем? Против кацапов–большевиков — как вопит побратим Петлюра? Против московского колониализма — как утверждает пан профессор Грушевский? Против красного империализма — как выражается Владимир Винниченко: есть такой украинский писатель и политический деятель… Нет! Если быть честным с собой: против собственного народа воюем, милостивые государи!
— Владимир! — перепугалась спросонок жена Роза. Что случилось? Пожар? Большевики? Что с тобой?
Она появилась на пороге в одной сорочке.
А Владимир метался по комнате и, казалось, готов был ломать мебель и швырять об пол тарелки. Со сбившейся набок бородкой он остановился перед ошеломленной супругой и грозно вопросил:
