Наталья Павлищева - Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
– Я бы на твоем месте, дружок, не ездил бы в ставку хана Ахмата, – вдруг заявил Якушка, – а письмо великого князя бросил бы в костер, ибо постыдное это послание. Государь через день-два пожалеет об этом своем поступке, тебя же, приятель, татары просто-напросто обезглавят. Подумай о своей Ульяне, дружок. Малодушная писанина великого князя на листе бумаги с печатью не стоит горьких слез Ульяны, которые она станет проливать, коль потеряет тебя навсегда.
– Тебе легко давать такие советы, ибо ты на особом счету у великого князя, – мрачно проговорил Тимофей, придерживая рвущегося в галоп коня. – Я же человек маленький и подневольный. Меня государь запросто может в темнице сгноить за ослушание, опять же замену мне найти легко.
– А ты не робей, дружок. – Якушка подмигнул Тимофею. – Из темницы я тебя вытащу, и полетишь ты к своей Ульяне белым голубем!
Якушка сбил набекрень свою соболью шапку, ударил пятками в лошадиные бока, засвистел протяжным разбойничьим свистом и пустился вскачь по избитой проселочной дороге, засыпанной пожелтевшей березовой листвой.
Глава восьмая
В ставке хана Ахмата
Этот поход ордынского войска на Москву грозил завершиться полным крахом прежде всего по причине бездействия польско-литовского короля Казимира, полки которого так и не выступили к западной границе Руси и не отвлекли на себя часть сил московского князя. Долгое бездействие татарского войска вызвало ропот среди самых воинственных татарских военачальников, многие из которых изначально не доверяли обещаниям Казимира начать войну с Московией.
Хан Ахмат, понимая, что ногайцы и степные беки не простят ему бесславного возвращения в приволжские степи, решился наконец попытать счастья в битве. Дожидаться литовцев было уже бессмысленно, к тому же дни становились все короче и холоднее. Первыми к бродам на реке Угре устремились ногайцы и отряды тех эмиров, которые еще не знали, что такое пушечный огонь. Ужасающие потери в татарских туменах при переходе через Угру под градом русских стрел и ядер кого-то из эмиров отрезвили, кого-то повергли в уныние, а кого-то привели в неистовую ярость. Атакуя беспрерывно в течение целого дня, татарам удалось отбить у русичей два узких клочка земли на левом берегу Угры.
На другой день хан Ахмат бросил на прорыв свежие войска, с которыми он уже ходил на Русь семь лет тому назад, надеясь развить первоначальный успех. Для татар было важно не просто перейти реку, но еще вывести свою конницу из лесов на равнину. Однако и русские воеводы за ночь успели подтянуть полки с других участков обороны, стремясь спихнуть ордынцев со своего берега. Сражение длилось все светлое время суток, а когда стемнело, хану Ахмату стало понятно, что тактическое превосходство русичей и умелое использование ими пушек не позволит татарским военачальникам рассечь русскую оборону. Татарам удавалось пока только теснить русские полки, теряя при этом сотни воинов. Для быстроты маневра татарам была нужна конница, однако большим конным массам было невозможно развернуться в густом лесу, по которому проходила засечная линия русского войска.
Третий день сражения за переправы на Угре и вовсе завершился для орды хана Ахмата полным разгромом. Русские полки сбросили татар со своего берега, и все последующие попытки ордынцев перейти Угру и закрепиться на левом берегу окончились ничем.
Когда уставшие и озлобленные татарские военачальники собрались в юрте хана Ахмата на совет, ханские нукеры сообщили о прибытии гонца от московского князя.
Хан Ахмат повелел немедленно привести гонца к нему.
Татарская стража провела Тимофея по своему становищу, завязав ему глаза. Никто из татар не пояснил Тимофею, зачем нужна такая мера предосторожности. Однако Тимофей и сам догадался. Своим чутким ухом он услышал раздающиеся со всех сторон многочисленные стоны раненых, в нос Тимофею ударил тяжелый запах мертвых тел, которые, судя по всему, были свалены в кучи по всему татарскому лагерю. За три дня боев на реке Угре у татар было столько убитых, что они просто не успевали их хоронить.
Оказавшись в ханском шатре уже без повязки на глазах, Тимофей оглядел узкоглазые недоброжелательные лица ханских приближенных и мысленно попрощался с жизнью. С холодком в груди Тимофей сделал несколько шагов по цветастым коврам в сторону трона, на котором восседал с надменным видом владыка Большой Орды. Отвесив низкий поклон, Тимофей достал из подвешенной к поясу сумки бумажный свиток с печатью и передал его в руки ханского визиря.
Взяв послание московского князя, визирь жестом повелел Тимофею удалиться из шатра.
Едва Тимофей вышел из ханской юрты на свежий воздух, как ему вновь завязали глаза длинной тряпкой. Молчаливые ханские нукеры втолкнули Тимофея в какую-то темную задымленную юрту. Сдернув с глаз повязку, Тимофей огляделся. Юрта была пуста, в ней царил беспорядок, зола в очаге была чуть теплая.
«Помолись за меня, милая Ульяна, – подумал Тимофей с тоской в сердце. – Похоже, не быть мне живу, ибо дела у ордынцев хуже некуда! Да и по роже хана Ахмата видно, что это закоренелый убийца! И почто я не послушал Якушку Шачебальцева?»
Между тем в ханском шатре разгорелись нешуточные страсти. Письмо московского князя, прочитанное вслух визирем, сильно разочаровало своим содержанием хана Ахмата и рассердило самых воинственных из его эмиров.
Иван Васильевич каялся перед ханом Ахматом в том, что по его приказу был обезглавлен один из ордынских послов весной сего года, когда посольство из Сарая посетило Москву с требованием возобновить выплату дани в еще большем размере. Далее Иван Васильевич писал хану Ахмату, что он готов выплачивать дань Орде, но только в том объеме, в каком платил его отец Василий Темный. Еще Иван Васильевич просил повелителя Орды принять его щедрые дары в знак смирения и готовности начать мирные переговоры. В конце своего послания Иван Васильевич сетовал на то, что великий хан Ахмат более прислушивается к тем своим советникам, которые желают поссорить Орду с Москвой.
«Дивно и непонятно мне упрямое желание некоторых татарских эмиров идти войной на Русь, – говорил в своем письме Иван Васильевич. – Времена Тохтамыша давно миновали, ныне татарскому войску по силам дойти лишь до Оки и Угры, так зачем взваливать на себя непосильную ношу?»
Когда дело дошло до обсуждения послания московского князя, то голоса ханских вельмож разделились надвое. Самые воинственные и непримиримые татарские беки и эмиры заявляли, что князь Иван просто издевается над ханом Ахматом, его раскаяние и готовность возобновить выплату дани – это всего лишь попытка пустить пыль в глаза. За смирением и миролюбием московского князя явно проглядывает язвительная насмешка, а в концовке письма князь Иван и вовсе открыто говорит о слабости ордынского войска, которому не по силам преодолеть даже Угру и Оку!
