Бернард Корнуэлл - Месть Шарпа
Нашёлся в мешке и толстый пакет для майора Ричарда Шарпа. Пакет шёл к адресату целый месяц, направленный сначала в Собственный принца Уэльского Добровольческий полк, оттуда — в штаб-квартиру, переправившую пухлый конверт в дивизию.
— А вы тревожились. — сказал Фредериксон, — Джейн написала вам, как только смогла.
— Верно.
Шарп удалился с пакетом на нос баржи и, волнуясь, вскрыл сургучные печати. Из оболочки выпали два письма.
Первое было от сумасшедшего ланкаширца, изобретшего уникальную цепную пулю, что, будучи выстрелена из мушкета или винтовки, ломала ноги кавалерии противника. Прожектёр умолял героя-майора замолвить словечко перед армейским начальством, чтоб оно купило удивительную пулю, пышно именуемую автором «Патентованным Конным Ноголомом Армбрюстера». Шарп письмо скомкал и швырнул за борт.
Второе послание было от лондонских банкиров Шарпа. Они с искренним почтением уведомляли клиента, что, в соответствии с доверенностью, наделявшей миссис Джейн Шарп правом распоряжаться открытым у них счётом майора, ей были выданы средства со счёта, включая четыре процента годовых, и доставлены на квартиру на Корк-стрит, в Вестминстере. Банкиры благодарили Шарпа за честь и доверие, выражая надежду, что он будет пользоваться и впредь услугами дома Хопкинсон и сын. Также сообщалось, что расходы на обслуживание счёта составили шестнадцать фунтов стерлингов сто сорок пять пенсов[11], каковая сумма и была вычтена из выданных миссис Джейн Шарп денег. В заключение Шарпу напоминали, что у Хопкинсонов находится на хранении его сабля, подаренная Патриотическим фондом.
Хозяин баржи поднял гафель, и просмоленные ванты подозрительно затрещали. Посудина тронулась по реке, но Шарп этого не заметил. Он хмуро перечитывал письмо.
— Хорошие новости? — нарушил его одиночество Фредериксон.
Вместо ответа Шарп протянул другу письмо. Тот пробежал его глазами:
— Ух ты! Я и не знал, что вас так побаловал Патриотический фонд!
— За взятого под Талаверой Орла. Сабля гиней за пятьдесят.
— Качественная?
— Так себе. — Шарп недоумевал, почему капитан, не придав значения тому, что действительно важно, интересуется пустяком, — Клинок из золингеновской стали, ножны работы Кимбли. Я саблю и надевал-то, по-моему, лишь раз.
— Отлично будет смотреться на стене. — Фредериксон отдал майору послание, — Рад за вас. Новости и правда хорошие.
— Что же в них хорошего?
— Джейн получила деньги, так что вас, вероятно, ждёт в Дорсете уютное гнёздышко.
— За восемнадцать тысяч гиней?
Рот Фредериксона приоткрылся от изумления. Он часто-часто заморгал:
— Господь Всемогущий! У вас восемнадцать тысяч гиней?
Шарп нехотя пояснил:
— Мы взяли бриллианты под Витторией. Вообще-то, их нашёл Патрик, но разделил их со мной.
Капитан присвистнул. Он слышал о том, что при разграблении французского обоза под Витторией пропали драгоценности испанской короны; он знал, что Шарп и Харпер неплохо «прибарахлились» там же, однако никогда не связывал обе истории между собой. Да, фортуна благоволила к Шарпу. На восемнадцать тысяч гиней человек сто лет мог жить припеваючи.
— Можно купить приличное жильё за сто гиней. — зло сказал Шарп, — На кой чёрт снимать восемнадцать тысяч?
Фредериксон присел на основание бушприта. Шарп в потрёпанной зелёной куртке и сказочное богатство плохо вязались друг с другом.
— Зачем вы дали ей право распоряжаться счётом?
— Перед дуэлью. — произнёс Шарп с досадой, — В случае чего не хотел, чтоб она нуждалась.
Капитан попытался утешить друга:
— Вероятно, Джейн отыскала лучшее место для помещения капитала.
— Почему же не написала мне?
Неизвестность и беспокойство за Джейн мучили Шарпа. Одинокая женщина с деньгами — лакомый кус для проходимцев всех мастей, каких в Лондоне полно.
— Где эта Корк-стрит?
Фредериксон наморщил лоб:
— Где-то возле Пикадилли. Приличный район.
— Ну, она может себе это позволить.
Фредериксон уставился на проплывающие мимо болотистые берега:
— Какая разница, Ричард? Три недели — и вы дома.
— Верно.
— Женщины — как винтовки. — глубокомысленно изрёк Фредериксон, — Без должной профилактики вскоре перестают слушаться. Кстати, о профилактике. Некоторые мои бездельники полагают, что, раз война кончена, оружие чистить необязательно. Сержант Харпер! Проверка оружия, быстро!
Так они плыли домой.
Болота на берегах сменились заливными лугами. День клонился к вечеру. Шарп стоял на носу с Харпером.
— Что будете делать, сэр?
— Наверно, продам офицерский патент.
Шарп проводил взглядом лодку с двумя рыбаками в белых рубахах и соломенных шляпах. Мирная картинка.
— Поедешь в Испанию, к Изабелле?
— А у меня получится, сэр?
Для Харпера это было чрезвычайно важно. В армию захватчиков его родной Ирландии Патрика привели голод и нужда. Теперь же он, благодаря взятой под Витторией добыче, был человек богатый, и надеялся с помощью Шарпа избавиться от солдатской лямки. Майор хотел выправить другу отставку по состоянию здоровья, что оказалось сложнее, чем он ожидал. Шарп собрал и оформил все необходимые бумаги, но их требовалось завизировать у старшего офицера медслужбы батальона и командира подразделения их подписями и печатями, что после смерти Нэна было затруднительно. Армия не выпускала легко тех, кто имел несчастье попасть ей в зубы.
— Есть другой способ. — неуверенно сообщил Шарп.
— Какой?
— Ты станешь моим денщиком.
Харпер нахмурился. Не потому, что его оскорбляла перспектива сделаться офицерским слугой. Он не понимал, как это поможет ему вырваться из армии.
Шарп разъяснил:
— В качестве офицера я имею право на денщика. Денщик всюду ездит со мной. Мы прибываем в Дорсет, и я пишу рапорт о том, что тебя до смерти закусали клопы или лягнула в лоб кобыла. На полкового хирурга нам начхать, ибо ты умер не в расположении полка. Понадобятся свидетельства штатского доктора и следователя, однако, думаю, за некоторое вспомоществование нам напишут что угодно, даже то, что ты скончался при родах. Всё. Для армии ты — труп.
Харпер поразмыслил и кивнул:
— Звучит подходяще, сэр.
— Имеется одна загвоздка.
— Загвоздка?
— Согласно правилам нельзя делать денщиками лиц из числа младшего командного состава, к коему относятся сержанты.
— Вы поднаторели в правилах, сэр.
— Да уж.
Харпер усмехнулся и потрогал чёрными от въевшегося пороха пальцами обтрепавшиеся полоски на рукаве:
