И. Болгарин - Адъютант его превосходительства
– Не скрою, что даже такая короткая аттестация внушает уважение, – с удовлетворением произнес Ковалевский.
В салон вошел Микки.
– Ваше превосходительство, извините? Вас к прямому проводу… Генерал Белобородов сдал Луганск!..
– Что-о?
Ковалевский резко поднялся из-за стола.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Штаб батьки Ангела располагался верстах в тридцати от железной дороги, в небольшом степном хуторке с ветряной мельницей на окраине. В этот хуторок и пригнали пленных – Кольцова, ротмистра Волина, поручика Дудицкого и двух командиров Красной Армии. Возле кирпичного амбара их остановили. Мирон, не слезая с тяжело нагруженного узлами и чемоданами коня, ногой постучал в массивную, обитую кованым железом дверь.
Прогремели засовы, и в проеме встал сонный, с соломинами в волосах, верзила с обрезом в руке.
– Что, Семен, тех, что под Зареченскими хуторами взяли, еще не порешили? – спросил Мирон.
– Жужжат пчелки! – ухмыльнулся Семен.
– Жратву только на них переводим. – Мирон обернулся, указал глазами на пленных: – Давай и этих до гурту. Батько велел.
– Ага. – Верзила полез в карман за ключами. Чуть не зацепившись плечом за косяк, вошел в амбар, оттуда позвал Мирона: – Иди, подмогнешь ляду поднять!
Мирон нехотя слез с коня. Они вдвоем подняли тяжелую сырую ляду и велели пленным по одному спускаться в подвал.
– Фонарь бы хоть зажгли, – пробормотал поручик Дудицкий, нащупывая ногами ступени. – Не видно ничего.
– Поговори, поговори, – лениво отозвался Мирон. – Я тебе в глаз засвечу – враз все увидишь.
– Мерзавцы! Хамы! – громко возмутился спускавшийся еле дом за Дудицким Кольцов.
Еще когда их вели сюда, на хутор, он все примечал, схватывал цепко, упорно, вынашивая мысль о побеге. В пути такого шанса не представилось. А сейчас? Что, если сбросить этих двоих бандитов в подвал? А дальше что? Вокруг полно ангеловцев!.. Нет, это почти невозможно!..
Все эти мысли мелькнули мгновенно, и в подвал Кольцов стал спускаться без малейшей задержки.
– Хамы, говоришь? – обжег его злобным взглядом Мирон. – Я тебе это запомню. Когда вас решать поведут, я тебя самолично расстреливать буду. Помучаешься напоследок. Ох и помучаешься!..
В подвале было темно и сыро, под ногами мягко и противно пружинила перепревшая солома. Пахло кислой капустой и цвелью.
Кто-то кашлянул, давая понять, что в подвале уже есть жильцы.
– О, да этот ковчег уже заселен, – невесело пошутил Кольцов и, когда вверху глухо громыхнула ляда, извлек из кармана коробок, зажег спичку. При неясном и зыбком свете он увидел: в углу, привалившись к старым бочкам, сидели трое офицеров, старший по званию был полковник.
– Берегите спички, – сказал он, поднимаясь.
– Разрешите представиться, господин полковник! Капитан Кольцов! – И обернулся к своим попутчикам: – Господа!
Погасла спичка.
– Ротмистр Волин, – прозвучал в темноте уверенный голос.
– Поручик Дудицкий.
Наступила пауза, в которой слышался только шелест соломы и чьи-то похожие на стон вздохи.
– Вас, кажется, пятеро? – спросил полковник.
– Мы из другой компании, полковник, – сказал командир с калмыцким лицом. – Командир Красной Армии Сиротин, если уж вас так интересуют остальные.
– Командир Красной Армии Емельянов.
– Бред какой-то, – буркнул полковник и, судя по жалобному скрипу рассохшейся бочки, снова сел на прежнее место. – Красные и белые в одной темнице!
– А вы распорядитесь, чтоб нас выгнали! Мы – не против! – насмешливо отозвался Емельянов.
Полковник промолчал, не принимая шутки. Затем сказал, обращаясь к троим своим:
– Устраивайтесь, господа! Я – полковник Львов! Здесь со мной еще капитан Ростовцев и подпоручик Карпуха!
Кольцов опустился на солому, ощутил рядом с собой чьи-то босые ноги.
– Извините! – Он поспешил отодвинуться.
– Ничего-ничего… Здесь, конечно, тесновато, но… Это я – подпоручик Карпуха… – доброжелательно представился сосед.
– А вот я здесь, справа, – отозвался из своего угла капитан Ростовцев.
Наконец все, как могли, устроились на соломе, после чего Кольцов спросил:
– Вас давно пленили, господа?
– Дня четыре назад… может быть, пять, – отозвался полковник. – Время мы отсчитываем приблизительно. По баланде, которую сюда спускают раз в сутки.
– Мне кажется, что мы здесь по крайней мере месяц, – буркнул капитан Ростовцев.
– Расскажите, что там, на воле? – пододвинулся к Кольцову полковник. Кольцов немного помедлил: мысленно согласовал ответ со своей легендой.
– Газеты красных не очень балуют новостями, – сокрушенно сказал он. – «Выпрямили линию фронта», «отошли на заранее подготовленные позиции» и так далее. По слухам же, наши успешно наступают и даже, кажется, взяли Луганск.
– Устаревшие сведения, капитан! – оживился полковник Львов. – Луганск мы взяли недели полторы назад, мой полк вошел в него первым. Надеюсь, к сегодняшнему дню в наших руках уже и Бахмут, и Славянок.
– Благодарим вас за такие отличные новости, господа! – с умилением произнес поручик Дудицкий.
– Нам с вами что толку сейчас от таких новостей? – прозвучал чей-то угрюмый голос.
– Ну как же! Со дня на день фронт продвинется сюда, и нас освободят!
– ринулся в спор Дудицкий.
– Смешно! – все так же мрачно отозвались из темноты. – Когда наши будут подходить к этой богом проклятой столице новоявленного Боунапарте, нас попросту постреляют. Как кутят.
– Кто это сказал? – спросил полковник.
– Я. Ротмистр Волин.
– Стыдитесь! Вы же офицер!.. – Полковник прошелестел соломой. – Скажите, господа, ни у кого не найдется покурить?
Довольно долго никто не отзывался, затем послышался неуверенный голос:
– У меня есть… Это Сиротин говорит!
– Махорка? – скептически спросил полковник.
– Она самая! – насмешливо ответил Сиротин.
– Ну что ж… Давайте закурим махорки, – согласился полковник и передвинулся к Сиротину.
Протрещала рвущаяся бумага, потом полковник попросил у Кольцова спички, прикурил и, придерживая горящую спичку на уровне своей головы, спросил у Сиротина:
– Интересно, а как сложившуюся на фронте ситуацию оценивают там у вас, в Красной Армии?
– Хреновая ситуация, чего там! – категорично заявил Сиротин. – Но, как говорится, цыплят по осени считают… Еще повоюем!
– Мы-то, кажется, уже отвоевались.
– Это вы сказали, ротмистр? – обернулся на голос полковник.
– Нет, это я – подпоручик Карпуха. Мне тоже, как и ротмистру, не хочется себя тешить иллюзиями, господа. Мы уже в могиле. Братская могила, как пишут в газетах. Все!
