Ростислав Самбук - Сокровища «Третьего Рейха»
Часы показывали начало первого, Анри медленно двинулся вдоль берега, надеясь на попутную машину. В конце концов, какое это имеет значение — все равно через полтора–два часа доберется до отеля.
…Грейт чуть не столкнулся с Севилем, вначале подумал, что ему показалось: неужели тот самый француз, которого он видел вместе с полицейским агентом? Полковник опешил. Значит, конец, в клубе облава! А может, пока не поздно… Только почему играет оркестр? Оглянулся — проклятый француз идет вдоль стоянки машин.
— Эй ты! — позвал швейцара. — Почему пустил этого?.. — и показал на Севиля.
— Что вы! — возмутился швейцар. — Я здесь не первый день и знаю порядок. У меня не пройдет ни один посторонний…
— Но ты разговаривал с ним… О чем?
Швейцар пожал плечами.
— Ни о чем… Ну о девочках из Франции.
— Ты! — выдохнул зло полковник, схватив швейцара за грудь. — Ты знаешь, что наделал? Это же полицейский шпик… Мадам Блюто спустит с тебя три шкуры!
Швейцар отвел руки полковника.
— Но я видел, — произнес твердо, — я видел, француз пошел пешком. Он еще недалеко и…
Полковник размышлял несколько секунд.
— Догони! И того… Только тихо!.. Возьми с собой Жозефа.
…Анри услыхал, что его догоняют. Какие–то люди шли быстро, не прячась, громко разговаривали. И все же на всякий случай Анри сошел с дороги, притаился за деревом.
Те двое приблизились к дереву, и один вдруг сказал:
— Он здесь!
Второй направился к Севилю.
— Ты почему не расплатился, паршивая свинья? Сбежать решил?
Севиль узнал швейцара.
— Вы же не пустили меня…
— Не ври!
Второй зашел ему за спину. Анри хотел проскочить на дорогу, но швейцар ударил его в лицо. Севиль пошатнулся, и тогда второй резко пнул его ногой в живот. Чувствуя, что падает в бездну, Анри замахал руками, чтобы удержаться, но тело перевесило, и он закричал в отчаянии, ударился обо что–то плечом, затем головой. Боль пронизала его — Анри протянул руки, чтобы задержаться, но ободрал пальцы. Еще раз ударился коленом, увидел море, боль снова пронизала его — и все…
Двое осторожно подошли к обрыву. Швейцар посмотрел вниз, лучом фонарика ощупал берег. Луч вырвал из темноты скрюченное тело.
— Готов.
— Надо бы проверить, — заколебался Жозеф.
Швейцар направил луч фонарика на отвесную стену.
— Здесь сам черт голову сломает. Начнется прилив, его смоет… Полиции никогда в жизни не докопаться.
— Э–э, — вздохнул Жозеф. — Шел пьяный, оступился… Полиция уже привыкла к этому…
— Погоди… — швейцар осветил фонариком место, где произошла драка. Сказал с удовлетворением: — Камень, следов не осталось.
Они посидели на вершине, покурили. Затем снова свет фонаря выхватил из темноты безжизненное тело внизу, на берегу.
— Все. Пойдем, — предложил Жозеф. — У меня насморк, а ветер с океана.
— Пойдем, — согласился швейцар, хотя ему не очень хотелось возвращаться. Знал: мадам шутить не любит, и, хотя они и исправили свою ошибку, неприятностей не избежать.
***
Мадам Блюто нервно затянулась дымом, погасила сигарету и спросила полковника:
— Так что же нам делать?
Грейт ответил категорично:
— Если полиция подозревает что–то и к утру не дождется своего агента, перетрясет всю виллу. А вы можете положиться на всех своих куколок?
— Они у меня опутаны со всех сторон, и с точки зрения закона…
— А пресса? — отрезвил ее полковник. — Вы знаете, какой шум вокруг всей этой истории поднимет пресса?
Мадам улыбнулась.
— От этого я только выиграю. Бесплатная реклама «Игривых куколок».
— А на нас вам наплевать?
— Хорошо, — согласилась Блюто, — мы тем временем перебросим новеньких к «Девочкам в красных чулках». Даже полиции неизвестно, что половина этих девок мои…
— Вы — кладезь мудрости, мадам, — расцвел в улыбке Грейт.
Блюто позвонила по телефону и распорядилась:
— Три машины во двор. И ту, что возит продукты, ну фургон. Как нет шофера? Придет только утром? Ну ладно, я сама поведу ее.
…Ночью в коридоре загремело, и в комнату Генриетты ворвался надсмотрщик.
— Собирайся! — завопил он, сорвав с девушки одеяло.
У Генриетты оборвалось сердце. Значит, мадам сдержала свое слово: ее ждут притоны Южной Африки!
— Я никуда не пойду, ваша мадам не имеет права…
— Я тебе покажу право! — стащил ее с кровати надзиратель. — Одевайся, или пойдешь так?..
Генриетта знала: в «Игривых куколках» не бросают слов на ветер, и надела халат. Все равно она не покорится, что бы ни ждало ее. Уже неделя, как ей давали только хлеб да воду, два раза в присутствии мадам секли розгами, она искусала себе пальцы от позора и отчаяния, но не смирилась.
А как другие?
Незадолго до того, как большинство девушек их партии покорилось мадам Блюто, Генриетту перевели в отдельную комнату, и она не знала, что произошло с другими девушками. Мадам сказала, что все уже подписали контракт и работают в ночном кабаре, она приводила к ней Жюстину и еще нескольких девушек, шикарно разодетых, раскрашенных, с модными прическами. Те улыбались ей несколько виновато, но Генриетта не хотела их слушать, кричала, ругалась. Блюто била ее по щекам и запирала снова.
И вот наконец осуществила свои обещания.
Генриетта вышла в темный коридор. Решила: она не даст издеваться над собой, лучше уж умереть…
Перед подъездом стоял фургон. На него облокотилась Мелани, рядом курили полковник и мадам Блюто. Мадам сказала полковнику:
— Если у вас возникнут осложнения, возвращайтесь к рыжему…
Грейт не дослушал, повернулся к девушкам.
— Быстрее! — показал на фургон.
Надсмотрщик втолкнул Мелани и Генриетту в машину. Генриетта прижалась к Мелани, чувствуя, что нет у нее сейчас на свете ближе и родней человека.
— А мне сказали, что ты… — не договорила. — Я не верила, не могла поверить им…
— Сидите молча! — приказал надзиратель, но девушки продолжали перешептываться, и надсмотрщик был вынужден смириться с этим.
— Ты видела Жюстину? — спросила Мелани.
— Ее приводили ко мне. Она не устояла перед мадам.
— Какая мерзавка!
— Не надо так, просто она оказалась слабее нас.
— Нас, наверно, продали.
— Конечно, зачем бы вывозили ночью, тайно, в фургоне, — сказала Генриетта.
Надзиратель зажег фонарик. Что–то хотел сделать, но передумал и отделался угрозой:
— Приедем, вы у меня еще пожалеете!
— Дурак ты… Мне уже ничего не страшно! — воскликнула Мелани, но прижалась к Генриетте, и та поняла: смелость подруги напускная, Мелани боится так же, как и она.