Анна Антоновская - Ходи невредимым!
– Царевич из царевичей, ты предвосхитил мою мысль…
– Пир?! – вскрикнул Зураб. – А не полезнее ли раньше узнать, зачем пожаловала сюда…
– Остановись, князь! Чувствую, недостойное чуть не сорвалось с твоих уст. Княгиня приехала навестить больного Газнели и своего маленького сына… Преклоняться нужно перед такой отвагой…
– Прости, царевич! Я слишком хорошо знаю это азнаурское гнездо, чтобы умиляться отвагой, вызванной, клянусь Иоанном Крестителем, желанием разведать, чем дышит Тбилиси, а главное – Метехи. Пока не поздно – пленить Газнели, его дочь и внука! Этим можно вызвать «барсов» на отчаянное нападение на Тбилиси. И здесь вашим глазам представится битва горного орла с хищниками… Немедля, царевич, прикажи…
– Да будет своевременным, князь, напомнить тебе, что Саакадзе не поддается приманкам. Он любимого Паата принес в жертву. И ни один из его «Дружины барсов» не осмелится поступить иначе, тем более Дато Кавтарадзе.
– Дато?! Клянусь, он за свою бесстыдную Хорешани в огонь полезет!
– Опомнись, Зураб! – вскрикнул Шадиман, беспокойно взглянув на расползшиеся по лицу Хосро багровые пятна.
– Только ты, князь, впервые осквернил мои уши недостойным витязя наветом. Даже «лев Ирана» в своей благосклонности называл необыкновенную княгиню «лучшей». Нельзя предаваться слепому ожесточению. Не следует забывать – Картли и так потеряла множество людей, не стоит добавлять. И советую крепко запомнить, князь, собираясь царствовать над горцами: жестокость – плохой советчик. – Хосро поднялся. – Княгиня Хорешани моя гостья. И я, Хосро-мирза, царевич Кахети, не позавидую дерзкому, осмелившемуся оскорбить ее хотя бы взглядом! – И, не поклонившись, вышел.
Ни одна жилка не дрогнула на лице Зураба. Помолчав, он удивленно спросил:
– Что, он действительно так сильно влюблен в азнаурку?
– Об этом знает пол-Исфахана и все саакадзевцы. Удивлен твоим неведением! Ведь царевич предлагал княгине разделить с ней в будущем трон Кахети, но она предпочла по-прежнему делить жаркое ложе с Дато.
– И ты, Шадиман, тоже веришь, что у азнаурки нет иной причины приезда, помимо встречи с близкими?
– Если по другим делам приехала, то мы скоро узнаем, ибо Хорешани славится открытым нравом и не любит играть в молчание. Тебе советую, Зураб, ради достижения наших общих целей быть сдержанным в суждениях о княгине…
На следующий день, предварительно повидавшись с Хосро-мирзою, Шадиман в сопровождении чубукчи и пяти оруженосцев направился проведать больного.
Увидя насупившегося Газнели совершенно здоровым, Шадиман даже бровью не повел и принялся упрекать князя в затворничестве: разве он, Шадиман, не счел бы приятной обязанностью навестить придворного князя, связанного с ним долголетним совместным пребыванием в царственном Метехи?
Зная не хуже Шадимана притворство царедворцев, Газнели принялся уверять, что никогда бы не решился беспокоить своей болезнью знатного везира, обремененного заботами о царстве…
Подымая чашу за наследника старинного рода князей Газнели, маленького Дато, Шадиман уже начал беспокоиться, не напрасно ли его посещение почетного притворщика, как неожиданно вошла Хорешани.
Выслушав от Шадимана, склонившегося перед ней, приветствие и восхищение ее неувядаемой красотой, Хорешани просто поблагодарила князя Бараташвили за оказанную честь дому князя Газнели и сразу согласилась посетить малый пир в честь выздоровления ее отца.
Лицемерие претило Хорешани, но она понимала, что иной предлог для ее появления в Метехи мог бы быть истолкован придворными превратно. И она поддерживала беседу по намеченному Шадиманом пути.
Наконец, улучив минуту, когда старый князь вышел на крик маленького Дато, Хорешани протянула Шадиману свиток:
– Послание тебе, князь, от Саакадзе. Думаю, лучше тайно прочти.
– Не могу ли я, прекрасная Хорешани, оказать тебе услугу? Зная, с какими трудностями сопряжено сейчас путешествие, умыслил я… не только навестить отца прибыла?..
– Ты угадал, мудрый князь, не очень охотно отпустили меня друзья, особенно Дато… немножко ревнует к некоторым, – Хорешани звонко рассмеялась.
С невольным восхищением взглянул Шадиман на смелую и открытую душой Хорешани и почти задушевно сказал:
– Я сочувствую азнауру Дато, на его месте глаз не спускал бы с неповторимой ценности.
Тут вернулся Газнели и с возмущением сообщил: «Все мамки дуры! Ребенок пожелал играть с оправленным в серебро светильником, а Элико лень, видно, позвать слуг и заставить снять с потолка просимое…»
Выслушав просьбу не опоздать на малый пир, Газнели с удовольствием проводил гостя и снова бросился к внуку – посмотреть, высохли ли слезы на драгоценных ресницах.
Подумав, Хорешани позвала Арчила и попросила, как только она с князем отправится в Метехи, проводить маленького Дато с мамкой под покровом ночи к соседке-толстушке, которая ухитрилась понравиться Автандилу. И ему, Арчилу, не следует покидать маленького до их возвращения, ибо шакал может покуситься на ягненка. «Верный глаз» обрадовался, – оказывается, и его тревожила мысль о шакале…
Желание скорей прочесть свиток заставило Шадимана гнать коня. Но раньше чем закрыться в своих покоях, он посетил царя и передал придуманную им, Шадиманом, взволнованную благодарность князя Газнели за память о старике и пожелание Хорешани царю царей вечно пребывать в расцвете красоты и славы. Потом Шадиман поспешил к Хосро, зная, с каким нетерпением ждет царевич рассказа о почетном притворщике.
Разделив с повеселевшим Хосро предвечернюю еду, Шадиман проклинал в душе любопытство Хосро, желавшего знать, не изменилась ли княгиня, как приняла она приглашение на малый пир, не высказала ли каких-либо пожеланий… Обо всем допытывался Хосро, но совсем не интересовался, ради чего прибыла неповторимая.
Только вечером очутившись в своих покоях, Шадиман приказал чубукчи решительно никого не впускать, ибо он утомлен обильным угощением Хосро-мирзы. Придвинув светильник, Шадиман торопливо сломал печать и углубился в чтение…
"…Не удивляйся моему посланию, князь из князей, Шадиман Бараташвили. Делиться некоторыми мыслями с достойным противником стало моей потребностью… Думаю, не лично мы – враги. Спор наш большой, и по всему видно – его продолжат мои и твои потомки. Но прошло время нашей весны, когда мы, подобно бурлящим потокам, яростно кидались, стараясь сокрушить друг друга…
Теперь мы похожи на двух опытных игроков в «сто забот», и в замысловатых ходах я не тронул твою Марабду, ты – мое Носте. Выходит, мы поняли: камни тут ни при чем…
