Анна Антоновская - Ходи невредимым!
Андукапар так круто повернул коня, что телохранители и оруженосцы едва успели податься в стороны. Он мчался по узеньким улицам, не замечая шарахавшихся детей, взлетавших из-под копыт вспугнутых кур, женщин, прижимающихся к стенам, остервенело лающих собак, и опомнился только у мечети с минаретом, воздвигнутой по воле шаха Аббаса.
Тут Андукапара охватила еще большая ярость: где обещанное проклятым муллой неиссякаемое блаженство? Где видения рая Мохаммета?! Где сулимая милость шаха, если до сего числа главным везиром не он, украсивший собой свиту пророка, а христопродавец Шадиман из Марабды?! А что осталось ему, светлейшему Андукапару?! Созерцать хевсурские шарвари, натянутые на зады арагвинцев, которые надвинулись на Тбилиси, как серая туча?
Боясь задохнуться от гнева, Андукапар помчался в Метехский замок. Как он удержался, чтобы не отхлестать ватагу арагвинцев, толпившихся у главных ворот, он бы сам не понял, если б не взглянул на себя в персидское зеркало; предательский подарок муллы отражал не владетеля могучей крепости Арша, а какого-то жалкого пигмея с дрожащей губой.
В сердцах схватив мозаичный кувшин, Андукапар метнул его через окно в пробегавшего телохранителя, который, петляя, опрометью кинулся за угол, зная по опыту, что князь в таких случаях одним кувшином не ограничивается.
Но Андукапар уже твердо шагал, как боевой слон, и его шаги гулко отдавались в сводчатом переходе.
Нарушив установленный порядок, Андукапар вломился к Шадиману без всякого предупреждения. И сразу из его уст хлынул бурный поток негодования:
– Что это, вавилонское столпотворение или куриная слепота?! Не успел арагвинец Зураб снизойти до захвата покоев царя Георгия Десятого, как ему и его своре уже преподнесли весь Тбилиси! И никто из советников не желает вспомнить, что шакал всего-навсего брат надменной Русудан. Быть может, потому никакими лисьими увертками нельзя вынудить его выступить против Саакадзе? Кто поклянется, что шакал и барс не в сговоре и что при первом удобном случае шакал не распахнет метехские ворота барсу! Дальнейшее нетрудно представить тому, кто привык к запаху жареного мяса…
Выведенный из себя мерным покачиванием головы Шадимана, Андукапар бросился в покои царя. Здесь он нашел полную поддержку. Панически боясь Саакадзе, царь тут же пригласил Шадимана и упрямо заявил, что отныне все ворота: ворота замка, ворота города, ворота домов – да, да, все ворота!!! – будут оберегаться исключительно дружинниками Андукапара.
Шадиман, лавируя между злобой Андукапара и страхом царя, направил свои шаги к Хосро-мирзе:
– Подумай, царевич, в какое щекотливое положение мы попали! Сами пригласили князя Эристави – и, без всякого к тому повода, выражаем ему неуместное недоверие.
– В подобных случаях, мой князь, следует выравнивать чаши весов. Оберегать ворота повелю моим сарбазам, и не лишне к страже у ворот Метехи добавить верных тебе марабдинцев с копьями… Нас никто не заподозрит в дружбе с азнаурами, а отважные аршанцы с обнаженными кинжалами пусть охраняют ворота опочивальни Гульшари.
Пригласив Зураба разделить с ними полуденную трапезу, Шадиман и мирза всеми мерами выказывали ему любезность и внимание.
Сазандари наигрывали старинные напевы, ашуг пел о княжеской доблести, сказитель рассказывал веселые басенки, даже два марабдинца пустились отплясывать картаули.
А Зураб все время ожидал: когда же эти прожженные хитрецы преподнесут ему горький миндаль в засахаренном персике?
И как-то между шутками и тостами Хосро вдруг расхохотался, точно вспомнив что-то смешное, подвинулся к Зурабу и, прикрывая рот шелковым платком, поведал о заносчивости Андукапара.
Зураб залпом осушил рог за здоровье царевича, закусил засахаренным персиком и дружески возразил, что ему совершенно безразлично, кто будет оберегать ворота, ибо «барсы» устрашают в равной степени и шакалов и лисиц. Он бы и свое постоянное войско охотно вывел за стены Тбилиси, если бы не опасался, что волк Андукапар, сговорившись с Цицишвили, Джавахишвили, Магаладзе, Качибадзе и им подобными зайцами и кротами, нападет и уничтожит арагвские дружины, с таким трудом обученные для возвеличения княжеских знамен.
На следующий день, высказав рыцарское восхищение красотой Гульшари, арагвский князь не преминул упрекнуть ее. Разве при царицах издавна не воспитывались знатные княжны? Почему же с такой излишней поспешностью увезена княжна Магдана? Разве не ради прекрасной он, Зураб, бросил свой замок? Возможно ли счастье без княжны, розе подобной? Не она ли тревожит его сон, и не она ли наполняет сладостными думами дни? Пусть знает Шадиман: на этот раз не отступит князь Эристави ни перед чем! Он мечом заслужит прекрасную Магдану! Он огнем добьется от нее взаимных чувств!..
Едва отделавшись от влюбленного, Гульшари заторопилась раскрыть Шадиману тайну нового источника любовного безумия.
Не успел Шадиман обдумать, какой хной, темной или светлой, подкрасить предательски пробравшиеся в шелковистые усы белые нити и как лучше использовать шутовское настроение арагвского князя, как Андукапар снова зашипел над его ухом: что это, нашествие Александра Македонского или налет саранчи?! Базар почти пуст, гзири и нацвали до хрипоты клянутся, что Тбилиси больше не в состоянии прокормить столько войск, а окрестные деревни и местечки уже полностью разграблены сарбазами. И если умный Иса-хан, захвативший крепость, где хранятся шадимановские запасы еды и даже скот, может еще некоторое время беззаботно кейфовать, то он, Андукапар, не уверен, хватит ли еще на месяц корма его дружинникам и коням!..
Узнав от своих приверженцев о сетовании Андукапара, князь Арагвский разразился хохотом на весь Метехи и, пригласив Шадимана в покои царя Георгия Десятого отведать аравийского кофе, посоветовал предложить Андукапару направиться со своими дружинниками в Носте, где если и не так легко раздобыть еду, то наверняка удастся сократить число желающих каждый день есть. Ему, князю Эристави, незачем прибегать к таким срочным мерам, ибо, как известно Шадиману, караван с запасом еды шел за арагвским войском в Тбилиси и каждый дружинник имел при себе увесистый хурджини. Надо полагать, что мимо зорких глаз Шадимана не могли пройти разгруженные арбы и верблюды, которые вновь отправились в пределы Арагвского княжества за пополнением запасов для арагвинцев. Но даже одного глотка вина, одной горсти проса не даст он, Зураб, никому, ибо каждый обязан заботиться о себе сам. Тем более – приходится соблюдать осторожность: «барсы» могут обнаружить тропу, по которой совершают переходы верблюды.
