Эжен Сю - Парижские тайны
На чистом белом личике Лилии-Марии, обычно слишком бледном, появился яркий румянец. Ее большие голубые глаза сияли, алые губки открывали два ряда влажных жемчужин, грудь бурно вздымалась под старенькой оранжевой шалью; одну руку она прижимала в сердцу, чтобы унять его биение, а другой протягивала Родольфу букет собранных ею полевых цветов.
Как пленительно было выражение невинной и чистой радости, которой дышало это целомудренное личико!
Обретя дар речи, Лилия-Мария сказала Родольфу:
— Как добр господь бог, что Послал нам такой чудесный денек!
И в ее словах прозвучало глубокое счастье и чуть ли не мистическая благодарность.
Слезы выступили на глазах Родольфа, когда он услышал, что Лилия-Мария, обездоленная, покинутая, презираемая, погибшая девушка, не имевшая ни крова, ни хлеба, обратилась с этим криком души и неизъяснимой признательности к создателю лишь потому, что наслаждалась солнцем и видом скошенного луга.
Созерцательное настроение Родольфа было нарушено непредвиденным случаем.
Глава IX.
НЕОЖИДАННОСТЬ
Мы уже говорили, что Певунья села на ствол дерева, лежащий у края глубокого рва. Какой-то мужчина неожиданно вылез из этой рытвины и, сбросив с себя охапку сена, под которой он прятался, разразился оглушительным хохотом.
Певунья вскрикнула от ужаса и обернулась.
Это был Поножовщик.
— Не бойся, дочка, — сказал Поножовщик при виде испуга девушки, которая прижалась к своему спутнику. — Послушайте, господин Родольф, вот удивительная встреча, а? Вы не ждали ничего такого? Я тоже... — Затем он прибавил уже серьезным тоном: — Вот что, хозяин... видите ли, можно говорить что угодно... но что-то есть там, в небе... наверху... над нашими головами... Всемогутный — хитрец! На мой взгляд, он говорит каждому человеку: «Ступай туда, куда я тебя направляю...» — вот он и направил сюда вас обоих, что чертовски странно!
— Что ты тут делаешь? — спросил крайне удивленный Родольф.
— Я тут на посту ради вас, хозяин... Но, дьявольщина! Какая удача, что вы пришли в окрестности моего загородного дома... Право, тут что-то есть... положительно что-то есть...
— Еще раз спрашиваю, что ты тут делаешь?
— Немного погодя вы все узнаете. Дайте срок, мне надо влезть на вашу конную обсерваторию.
Поножовщик бросился бегом к извозчику, стоявшему неподалеку, окинул своим зорким взглядом долину и поспешно вернулся обратно.
— Да объяснишь ли ты мне наконец, что все это значит?
— Терпение, терпение, хозяин... еще один вопрос... Который час?
— Половина первого, — ответил Родольф, взглянув на часы.
— Ладно... у нас еще есть время... Сычиха придет сюда лишь через полчаса.
— Сычиха! — воскликнули разом Родольф и молодая девушка.
— Да... Сычиха. В двух словах, хозяин, вот какая вышла история: вчера, когда вы выбежали из кабака, туда пришли...
— Высокий мужчина и женщина, переодетая мужчиной, которые справлялись обо мне. Знаю. Дальше.
— Затем они выставили мне бутылку вина и хотели заставить меня болтать о вас... Я ничего не мог им сказать... уж по одному тому, что вы не сообщили мне ничего, разве только, как можно осчастливить человека, отколошматив его... Из ваших секретов я знал лишь тот, что имел касательство к последним кулачным ударам. Да и если бы я знал что-нибудь, ничего бы не изменилось..." потому что я ваш друг до гроба... метр Родольф... Пусть меня изжарят в аду, если я знаю, почему это так, но я чувствую к вам как бы привязанность бульдога к своему хозяину... Но тут уж ничего не поделаешь... Эта привязанность сильнее меня, и я решил не думать о ней... Теперь это ваша забота... Поступайте со мной как знаете...
— Благодарю тебя, приятель, но продолжай...
— Высокий господин и маленькая дама, переодетая мужчиной, поняли, что ничего из меня не вытянут; они ушли от Людоедки, я тоже ушел... они повернули в сторону Дворца правосудия, я — в сторону собора Парижской богоматери. Дойдя до конца улицы, замечаю, что дождь припустил вовсю, настоящий потоп. Вижу поблизости полуразрушенный дом и говорю себе: «Если ливень продлится, я не хуже проведу здесь ночь, чем в моей конуре». Соскальзываю в какой-то подвал, где не каплет, устраиваю себе постель на старой балке, подушкой мне служит строительный мусор, словом, располагаюсь со всеми удобствами, как король...
— Дальше, дальше!..
— Мы пили с вами вместе, метр Родольф, да я еще выпил с высоким господином и с маленькой женщиной, переодетой мужчиной... это к слову, чтобы вы знали, что голова у меня была тяжелая... да и, кроме того, ничто так не усыпляет, как шум дождя. Итак, я преспокойно заснул. Словно бы недолго я задавал храпака, как вдруг какой-то шум разбудил меня; это был голос Грамотея, который, можно сказать, дружески беседовал с кем-то. Прислушиваюсь... Дьявольщина!.. Кого же я узнаю? Высокого господина, того, что был в кабаке с маленькой женщиной.
— Они беседовали с Грамотеем и Сычихой? — спросил Родольф с крайним изумлением.
— Да... Они договаривались встретиться на следующий день.
— Значит, сегодня! — воскликнул Родольф. — В час дня.
— Через несколько минут!
— У развилки шоссе на Сен-Дени и дороги Восстания.
— Здесь?!
— Правильно, господин Родольф, здесь!
— С Грамотеем?!. Будьте осторожны, господин Родольф! — воскликнула Певунья.
— Успокойся, дочка, он не придет, явится сюда одна Сычиха.
— Как мог этот человек войти в сношение с такими двумя негодяями? — сказал Родольф.
— Честное слово, понятия не имею. Вероятно, я проснулся лишь в конце разговора — мужчина просил вернуть бумажник, который Сычиха обещала принести ему сюда... за вознаграждение в пятьсот франков. Надо думать, что сначала Грамотей обокрал их... и что лишь после этого они стали разговаривать по душам.
— Как это странно...
— Боже мой, все это пугает меня из-за вас, господин Родольф, — пролепетала Лилия-Мария.
— Господин Родольф не ребенок, дочка; но ты верно сказала: Грамотей вполне может подложить ему свинью.
— Продолжай, приятель.
— Высокий мужчина и маленькая женщина пообещали две тысячи франков Грамотею, видно, для того, чтобы он напакостил вам, а как — понятия не имею. Вскорости сюда придет Сычиха: она вернет высокому мужчине его бумажник, узнает, чем тут пахнет, и передаст все, что требуется, своему муженьку, который возьмется за остальное.
Лилия-Мария вздрогнула. Родольф презрительно улыбнулся.
— Две тысячи франков, чтобы напакостить вам! Метр Родольф... это наводит меня на мысль (я не хочу ни с кем себя сравнивать) об объявлениях, в которых обещается награда в сто франков за потерянную собаку. Прочитав такое объявление, я скромно говорю себе: «Скотина, если ты потеряешься, никто не даст и пяти франков, чтобы вернуть тебя». Две тысячи франков, чтобы напакостить вам!.. Кто же вы такой?
