Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)
Ионатан перестал быть тем умеренным благочестивым иудеем, который считал, что можно отправлять свою веру и при чужеземном либеральном правительстве. Прежняя глухая неприязнь к римлянам окрасилась жгучей личной болью и переросла в ненависть – в ненависть, доходящую до почти физического страдания, когда кажется, что сейчас просто не выдержит и разорвется сердце. Ионатан перестал колебаться, с кем он. Отныне он с теми, кто сражается. У него еще есть кого защищать.
Может быть, яснее, чем другие, понимал он, что такое Рим. Он видел не только солдат Рима, его легионы, его лагеря. Проехав из Кесарии в Рим, он осознал величину мира, принадлежащего империи, силы, стоящие за ней. В отличие от многих простых людей, окружающих его и не умеющих заглядывать в будущее далее завтрашнего, в лучшем случае послезавтрашнего дня, Ионатан понимал невозможность раздираемой внутренними противоречиями Иудеи противостоять Риму.
Но он был сын Иудеи. Ее плоть и кровь. Он любил эту страну. Он не мыслил себя, своей жизни без нее. Как человек своего времени, он верил в приход Машиаха и мечтал о свободной Иудее с царем из рода Давида.
Римская армия никогда не вступала в бой, прежде чем примет наилучший боевой порядок. Следуя этому правилу, незадолго перед рассветом Валерий выстроил свой небольшой отряд в четыре центурии перед северными воротами лагеря. Напряженно и безмолвно стояли воины, а между тем по древнему обычаю они должны были вступать в бой с ликующими возгласами.
– Солдаты, – сказал префект, – мы выполнили приказ. Теперь мы должны прорваться сквозь вражеские ряды. Я не убеждаю вас в преимуществах этого плана, я не говорю вам, что это будет легко. Вы мои боевые товарищи, вы храбрые воины гордых легионов. Кто может сравниться с вами, кто может противостоять вам! Склоним же доблестью Судьбу на свою сторону. Если нам суждено погибнуть, так погибнем с честью и не посрамим своих знамен, во имя Цезаря и народа Рима! Да падут враги пред мечом нашим! К оружию!
Он надел шлем и вынул меч. Знаменосец выдернул из земли легионное знамя, но не удержал его в руках, и орел неожиданно повернулся ликом своим в другую сторону.
«Плохое предзнаменование», – пронеслось в голове Валерия. Ворота открылись, и отряд в боевом порядке покинул лагерь. Они шли ровными рядами по шесть человек в шеренге, прикрываясь большими прямоугольными щитами с остро торчавшими шишаками.
Но неровность местности не давала римлянам никакого преимущества. Да и огромное войско мятежников, раздосадованное, разгневанное обманувшими их, не имело намерения приблизиться и вступить в ближний бой. Римлян просто расстреляли. На них обрушили тучи копий и стрел. Копья застревали в щитах, и воины уже не могли удерживать их в руках. Римляне падали один за другим под радостные крики иудеев.
Стрела вонзилась Валерию в голень. Кроме боли, она мешала двигаться, и Валерий, пригнувшись, сломал стрелу, оставив острие в разодранной ране. В момент, когда он выпрямился, копье, брошенное меткой рукой, пробило панцирь и правый бок. Валерий почувствовал, как горячо заструилась кровь по телу. В голове помутилось, перед глазами поплыли, убыстряя темп, лица своих и врагов. Он силился справиться со своей слабостью, но удар по голове камнем, выпущенным из пращи, довершил начатое разрушение тела. Свет в глазах померк. Вопли раненых, хрип умирающих, свист летящих стрел и копий, громкие ликующие крики иудеев слились в один невыносимо тяжкий гул, который вдруг совершенно внезапно исчез, сменился пустой тишиной. Префект упал.
Расстреляв римлян, мятежники бросились вслед за ушедшим войском. Забегая вперед, надо сказать, что иудеи гнались за войском Цестия Галла до самой Антипариды, но не догнали. Цестий Галл, побросав в спешке осадные орудия и метательные машины, сумел за ночь преодолеть огромное расстояние.
Утреннее солнце освещало поле битвы. По краю его пробирались двое.
– Давай обойдем стороной, – говорил Эфраим, опасливо косясь на трупы.
– Зачем ты только за мной увязался? – вздохнув, проговорил Ионатан, окидывая взглядом тощую сутулую фигуру друга. – Ну совсем это не твое дело.
– За землю свою должен сражаться каждый, – с патетикой сказал Эфраим.
– Даже тот, кто и оружие держать в руках не умеет? – насмешливо произнес Ионатан.
– Ну почему не умеет? Смотри, как я уже владею мечом. – И Эфраим, выхватив свой меч, взмахнул им, но так неловко, что Ионатан, перехватив меч, качнул головой и недовольно проговорил:
– Поосторожней, без ушей останешься.
На некрасивом, горбоносом, но живом пластичном лице Эфраима появилась добродушная гримаска.
– Как говорил Варак-воин пророчице Деворе: «Если ты пойдешь со мною, пойду; а если не пойдешь со мною, не пойду», – проговорил он.
Застонал лежащий поодаль римский офицер в раздробленном шлеме. Эфраим от неожиданности шарахнулся в сторону, нелепо дрыгнув длиннющими ногами.
– Бежим, – сказал он с испугом.
Ионатан едва не расхохотался. И скорее чтобы показать свою смелость, чем интересуясь раненым, он подошел и перевернул офицера.
– Не надо его добивать, – проговорил за спиной Эфраим, хоть и испуганный, но, как всегда, любопытный.
– И не собирался, – задумчиво произнес Ионатан, – без меня стервятников хватает.
Валерий лежал теперь на спине. Его лицо было смертельно бледно. Закрытые глаза запали в посиневшие глазницы. Тонкий прямой нос резко выделялся на осунувшемся лице. Казалось, смерть уже раскрыла крылья над этим человеком.
– Да он не дышит, – сказал Эфраим.
– Дышит, – коротко ответил Ионатан, рассматривая огромное кровавое пятно на боку раненого, конец торчащего из голени наконечника стрелы, отметив, что кровь уже запеклась и, значит, больше из ран не вытекает.
Он повернулся, оглядывая окрестности. Вблизи никого не было. И войско иудеев, и мародеры промчались вперед, вслед ушедшим римлянам. Позже они, разумеется, вернутся, чтобы снять с врагов доспехи.
Неподалеку, обгладывая невысокие кусты ракитника, спокойно пасся мул. Видимо, ему повезло, и он удачно избежал расправы, которую по приказу Цестия Галла учинили над вьючными животными убегавшие легионеры.
– Быстро приведи сюда мула, – скомандовал Ионатан.
– Зачем? Не намерен же ты спасти этого язычника? – удивился Эфраим.
– Быстро, – повторил не терпящим возражений голосом Ионатан и добавил иронично: – Солдат.
Обиженный последним словом, вернее, вложенной в него иронией, Эфраим отправился выполнять приказание, недовольно ворча и возмущенно жестикулируя. Через полчаса они уже углубились в небольшие заросли. Раненый, переброшенный через спину животного, не подавал признаков жизни. Ионатан напряженно молчал, внимательно оглядывая окрестности и вслушиваясь в лесные шорохи. И лишь Эфраим был по-прежнему говорлив, хотя после высказанных Ионатаном опасений, что его звонкий голос разносится по округе и привлечет к ним ненужное внимание, говорил шепотом:
