Григорий Кроних - Наследство Эйдорфа
…А в далеком от Кельна городе, в своем кабинете, сидел штурмбаннфюрер и ждал вестей от своих коллег.
Чтобы его не посмели обвинить в предвзятости (у Вернера действительно были высокие покровители), начальник гестапо решил не трогать лейтенанта, пока не соберет достаточно компрометирующих материалов о нем и его отце. Если к показаниям Славкина присоединится еще один свидетель, то Вернер не на фронт пойдет, а под трибунал и получит расстрел. Это более верное средство, чем русская пуля. Но, хоть и уверен штурмбаннфюрер в своих расчетах, мысль о том, что было бы лучше сразу посадить наглеца в подвал, почему-то не давала ему покоя.
18
Теперь Вернер сам вел «опель», с ним ехали Даниил и подростки, а Сапрыкин сел за руль грузовика, в кузове которого разместились двадцать партизан, переодетых в украденную форму. На посту, где проверяли документы при въезде в город, лейтенант сказал откозырявшему к апралу:
— Там сзади грузовик, это мои солдаты, можете не трудиться.
— Так точно, господин офицер!
Обе машины медленно проехали мимо вытянувшегося капрала. Тот проводил серые шинели в кузове недоумевающим взглядом. Вечно эти спецслужбы намудрят: то своих переоденут в пехоту, то обычный взвод вдруг отправят жечь деревню.
Мини-колонна повернула на улицу Пролетарскую и остановилась, машины потушили фары. Партизаны спрыгнули с грузовика и оцепили все здание гестапо кроме парадного входа. Яков проверил посты и доложил командиру.
— Едем? — спросил Вернер и надавил акселератор.
— Погоди, — Даниил протянул ему табельное оружие. — С пустой кобурой как-то ненатурально.
— Спасибо за доферие, — улыбнулся Альберт, затем снял «вальтер» с предохранителя и передернул затвор.
«Опель» подкатил к подъезду гестапо. С озабоченным видом Вернер шагнул на крыльцо.
— Ночью не положено, господин лейтенант, — часовые загородили дорогу.
— Идиоты, партизаны в городе! — Вернер отстранил солдат и вошел в здание.
— Погодите, герр офицер… Партизаны?! — часовые невольно повернулись к Вернеру. В тот же миг Даня и Яша приставили им к спинам револьверы. Часовых впихнули в помещение.
— Руки вверх! — скомандовал Альберт, выхватывая пистолет из кобуры. — Кто двинется — стреляю без предупреждения!
Четверо фашистов дежурного наряда замерли от неожиданности. Следом за командирами вошли Петька, Натка и Юрка, они забрали у часовых и дежурных оружие.
— Сколько еще солдат в здании?
— Двенадцать, э-э-э… четырнадцать! — начальник наряда трясся, как в лихорадке.
— Так двенадцать или четырнадцать? — погрозил «вальтером» Альберт.
Шевеля губами, гестаповец старался сосредоточиться.
— Четырнадцать. Двое в подвале с арестованными, двое на втором выходе, остальные отдыхают.
Цыганков тем временем сбегал и привел часть партизан из оцепления. Несколько человек на всякий случай наблюдали за задним двором и по одному бойцу — за окнами с каждой стороны здания. Альберт перевел показания старшего гестаповца. Затем отобрал у него связку ключей.
— Вот ключи от дверей. Комната отдыха — третья слева.
— Красный уголок, — кивнул Данька и протянул руку.
Вернер убрал ключи в карман.
— Ты чего, гад? — Цыганков схватил немца за грудки. — Играть вздумал?
— Мне нужны мои планы.
— Погоди, Яшка, — Ларионов достал аккуратно свернутые чертежи. — Держи.
Альберт отдал ключи.
— П-п-пятнадцать, пятнадцать, господин лейтенант! — сказал вдруг дрожащий гестаповец.
— Что?
— Пятнадцать людей, еще господин начальник гестапо у себя в кабинете!
— Тем лучше, — ухмыльнулся Вернер и отправился на второй этаж.
Подростки не теряли времени даром, они уже связали всех пленных. Последнему гестаповцу сунули кляп и положили на пол к остальным.
— Противник связан, товарищ командир, — доложил Петька. — Можно двигаться дальше.
— Пошли.
Партизаны распахнули дверь красного уголка и зажгли свет.
— Хальт! Хенде хох!
Сонные фашисты щурились на свет и решительно не понимали, кто вздумал так глупо шутить. Только один из солдат успел схватиться за автомат, но Юрка коротко взмахнул рукой, и в плечо фрица впился нож. Остальных партизаны скрутили без сопротивления.
— Теперь половина в подвал, остальные — на второй выход! — приказал командир.
Яков первым спустился по лестнице и, не успел гестаповец удивиться, увидев цыгана в немецкой полевой форме, как получил прикладом в лоб. Яшка мгновенно развернул карабин и направил на второго солдата, который прогуливался за решеткой.
— Хенде хох!
Фашист оторопел на секунду, а потом стал тянуть из кобуры пистолет.
— Хальт! Стоять!
Рядом с Цыганковым возник Юра, он быстро отцепил с пояса охранника ключ и открыл решетку. В коридор ворвались партизаны и свалили на пол замершего с оружием врага. Он так и не решился выстрелить.
— Батька! — крикнул Юра изо всех сил. — Ты где?!
Сразу в нескольких камерах раздались голоса.
— Отпирай все подряд, — посоветовал Яков, — тут изоляция хорошая, так не найдешь.
Петька и Натка сняли с кольца несколько ключей и стали подбирать их к замкам. Из распахнутых настежь дверей повалил народ.
— Ксанка! — не выдержав сам, крикнул Яша.
— Я тут, — раздался слабый родной голос. Цыганков раздвинул плечом толпу и обнял жену.
— Все хорошо, все хорошо, — сказал он.
— Валерку нашли?
— Нет еще.
— Братва, шо за дела? — щурясь на свет, высунулся из камеры мужик.
— Ты кто? — подозрительно спросил Петька.
— Это мои лебята, — поспешно заявил взявшийся неизвестно откуда Кирпич.
— Твои?
— Мои, — подтвердил Сапрыкин, — связные.
Наконец Юра добрался до угловой камеры, открыл дверь, и навстречу ему шагнул Валера.
— Батя! — Юра осторожно обнял отца.
— Не боись, жми вовсю, — рассмеялся Меще ряков-старший, — кости пока целы!
— Валерка!
Оксана и Яша обняли старого друга. К компании присоединился Даниил.
— Рад, что все целы, — сказал командир. — А кто стрелял?
— Мы не стреляли, Даня, обошлось, — сказал Цыганков.
— Мне показалось, что был выстрел… Ладно, сейчас не время. Выводи людей!
Костя Сапрыкин обежал весь подвал, затем обратился к Якову:
— А Велнел лазве не с вами?
— У него свои дела.
— Понятно, — Кирпич исчез из подвала с такой же скоростью, как и появился.
19
Захватить гестапо и освободить арестантов удалось тихо, без стрельбы. Теперь нужно было также, без шума, покинуть город. Отряд партизан теперь вырос вдвое, в одном грузовике им уже не поместиться. Ларионов приказал всех освобожденных из плена посадить на грузовик, а несколько оставшихся с края мест заняли переодетые в немецкую форму партизаны.
