Рафаэль Сабатини - Скарамуш
— Милая Алина! Чтобы я был причиной такого волнения!
— Пустяки. Это не главное.
— Напротив, это самое главное, а пустяки — всё остальное.
— Вы понимаете, что они приехали арестовать вас? — Нетерпение Алины росло. — Вас разыскивают за подстрекательство к мятежу. Господин де Ледигьер выдал ордер на ваш арест.
— Подстрекательство к мятежу? — переспросил Андре-Луи и вспомнил про Нант. Не может быть, чтобы в Рене всё так быстро узнали и приняли меры.
— Да, подстрекательство. Подстрекательство в преступной речи, которую в среду вы произнесли в Рене.
— Ах, вот в чём дело! Уф!
Будь Алина внимательнее, вырвавшийся у Андре-Луи вздох облегчения, возможно, и подсказал бы ей, что у него есть основания опасаться последствий ещё большего преступления, которое он успел совершить с тех пор.
— О, это сущие пустяки.
— Пустяки?
— Я сильно подозреваю, что истинные намерения господ жандармов неверно истолкованы. Вероятнее всего, они прибыли поблагодарить меня от имени господина де Ледигьера. Я утихомирил людей, когда они собирались спалить Дворец Правосудия и его в придачу.
— Да, после того, как вы же и вдохновили их на этот подвиг. Вы, наверное, испугались дела рук своих и отступили в последнюю минуту. Но, если мне правильно передали, вы наговорили де Ледигьеру такого, чего он никогда не забудет.
— Понимаю, — проговорил Андре-Луи и задумался.
Но мадемуазель де Керкадью уже обдумала всё, что считала необходимым, и в её сообразительной юной головке созрел план действий.
— Вам нельзя ехать в Гаврийяк, — сказала она. — Вам надо сойти с коня и отдать его мне. На ночь я поставлю его в конюшню замка, а завтра утром, когда вы будете достаточно далеко отсюда, верну его в гостиницу.
— Ах, но это невозможно.
— Невозможно? Почему?
— По нескольким причинам. Во-первых, вы не подумали о том, что будет с вами.
— Со мной? Вы думаете, я испугаюсь своры неотёсанных болванов, посланных де Ледигьером? Я никого не подстрекала к мятежу.
— Но помогать тому, кого разыскивают за это преступление, почти всё равно что совершить его. Таков закон.
— Какое мне дело до закона? Вы воображаете, будто закон осмелится задеть меня?
— Ах да. Конечно. Я совсем забыл, что вас охраняет одна из тех привилегий, которые я обличал в Рене.
— Обличайте её сколько угодно, но воспользуйтесь преимуществом, которое она вам предлагает. Послушайте, Андре, делайте, как вам говорят. Слезайте с коня. — Видя его колебания, Алина наклонилась и схватила его за руку. Голос её дрожал от волнения. — Андре, вы не видите, насколько серьёзно ваше положение. Если вас схватят, то наверняка повесят. Как вы этого не понимаете? Вам нельзя ехать в Гаврийяк. Вы должны немедленно уехать и переждать, пока пройдёт гроза. Вам надо скрываться, пока дядюшка не употребит свои связи и не добьётся для вас прощения.
— В таком случае мне долго придётся ждать, — заметил Андре-Луи. — Господин де Керкадью не удосужился обзавестись друзьями при дворе.
— У нас есть господин де Латур д'Азир, — к немалому удивлению молодого человека напомнила Алина.
— Он! — воскликнул Андре-Луи и рассмеялся. — Но ведь прежде всего против него я и бунтовал народ Рена. Мне следовало бы догадаться, что вам не передали мою речь.
— Передали, и эту её часть — среди прочего.
— Ах! И тем не менее вы заботитесь о безопасности человека, который покушается на жизнь вашего будущего супруга, призывая в союзники закон или справедливый гнев народа? Или, быть может, убийство бедного Филиппа открыло вам глаза на вашего избранника, на его истинную природу, и вы изменили своё отношение к перспективе стать маркизой де Латур д'Азир?
— В своих рассуждениях вы часто проявляете полную неспособность отличить частное от общего.
— Возможно. Но не до такой степени, чтобы вообразить, будто господин де Латур д'Азир хоть пальцем пошевелит по вашей просьбе.
— В чём вы, как всегда, ошибаетесь. Если я попрошу его, то непременно пошевелит.
— Если вы попросите? — ужаснулся Андре-Луи.
— Ну да! Видите ли, я пока не дала согласия стать маркизой де Латур д'Азир. Я ещё думаю. И такое положение имеет свои преимущества. Одно из них состоит в том, что оно гарантирует абсолютную покорность поклонника.
— Так, так… Мне ясна ваша коварная логика. Вы могли бы зайти настолько далеко, чтобы сказать ему: «Откажете в моей просьбе — и я откажусь выйти за вас замуж». И вы решитесь на это?
— Если будет необходимо, то да.
— Вы не учитываете вытекающие последствия. Не понимаете, что свяжете себе руки и уже не сможете отказать ему, не уронив своей чести. Неужели вы думаете, что я хочу вашей погибели и соглашусь на это?!
Алина выпустила рукав Андре-Луи.
— Вы просто безумец! — воскликнула она, теряя терпение.
— Возможно. Но мне нравится моё безумие. В нём есть увлекательность и острота, неведомая вашему здравомыслию. С вашего позволения, Алина, я, пожалуй, отправлюсь в Гаврийяк.
— Андре, вам нельзя туда ехать! Это равносильно смерти!
Она осадила лошадь и, поставив её поперёк дороги, преградила ему путь.
Уже наступила ночь, и только свет выплывшего из-за туч месяца рассеивал непроницаемую тьму.
— Послушайте, — уговаривала Алина, — сделайте, как я прошу. За вашей спиной показалась карета. Она едет сюда. Нас не должны видеть вместе.
Андре-Луи быстро принял решение. Ложный героизм ему был чужд, и его отнюдь не соблазняла перспектива качаться на виселице в угоду де Ледигьеру. Он выполнил принятое обязательство. Благодаря ему прозвучал — и как прозвучал! — голос, который де Латур д'Азир считал навсегда умолкшим. Но это было далеко не всё, к чему он стремился в жизни.
— Алина, только с одним условием.
— Каким?
— Вы поклянётесь никогда не прибегать ради меня к помощи де Латур д'Азира.
— Раз вы настаиваете и у нас совсем нет времени, я согласна. Доедем вместе до тропинки. Карета приближается.
Тропинка, про которую говорила Алина, отходила от дороги ярдов на триста ближе к деревне и вела вверх по склону к самому замку. Вскоре они в полном молчании свернули на обсаженную кустарником тропу. Проехав ярдов пятьдесят, Алина остановила Андре-Луи.
— Пора, — сказала она.
Андре-Луи молча спрыгнул с коня и передал ей узду.
— Алина, — сказал он, — я просто не знаю, как благодарить вас.
— В этом нет необходимости, — ответила она.
— Но когда-нибудь я расплачусь с вами.
— В этом также нет необходимости. Я не сделала ничего особенного, Андре. Просто ни я, ни дядюшка не хотим, чтобы вас повесили, хотя он и очень сердит на вас.
