Дарья Плещеева - Операция «Аврора»
Варвар жила на углу Старосадского и Петроверигского переулков. То есть не на самом углу, а как бы напротив него. Нанимая квартиру, она, конечно же, не думала, что место словно нарочно приспособлено для сомнительных жильцов, которым при необходимости придется утекать дворами. Филеры, обследовавшие окрестности, доложили Аркадию Францевичу, что в проходном дворе черт ногу сломит. Там, не выходя на улицу, можно было чуть ли не весь Китай-город насквозь пройти и вынырнуть где-нибудь на Маросейке. Это не радовало: задача Гришки облегчалась, задача сыщиков неимоверно усложнялась. А если бы Кот, как и предполагалось, побежал к Хитровке, то опять же проходными дворами меж Хохловским, Подкопаевским и Хитровским переулками. Вся надежда была на это и еще на то, что Гриша не дурак. Ведь обязательно уже прогулялся дворами и сообразил, какие ворота куда ведут.
Так что Кошко потихоньку распределил свой отряд так, чтобы Кота, буде улизнет из квартиры, удобно перехватить в закоулках.
Часы показывали без пяти двенадцать. Начало облавы было назначено точнехонько на полночь. Филеры Абрамов и Буровский, караулившие квартиру, доложили: недавно пришел хорошо одетый господин, чья физиономия соответствовала фотографической карточке. Значит, надо дать Гришке время раздеться и лечь в постельку.
— Хорошо, идите, грейтесь, — позволил замерзшим филерам Аркадий Францевич. По такому случаю он не возражал, чтобы они согрелись в ближайшем трактире.
Подошел увязавшийся за отрядом будущий правовед Возницын, безмерно взволнованный — он впервые в жизни участвовал в облаве.
— Аркадий Францевич… — жалобно сказал он. Это означало: пустите меня вперед, я тоже хочу брать штурмом квартиру, и непременно чтоб злодейская пуля мимо виска свистнула!
— В другой раз, — ответил на безмолвную мольбу Кошко. — Ну, что же, с Богом?
Все уже стояли на местах, оставалось дать сигнал передовой группе. И Аркадий Францевич, как в юные годы, свистнул в четыре пальца самым хулиганским манером.
А Кот этот свист услышал.
Мунька ругалась на кухне с кухаркой, потому как к приходу любовника ужин не поспел, купленные с утра булки отчего-то пахли плесенью, а со стола рухнул дорогой кофейник и утратил свой изящный носик. Кот в бархатном халате (подарок Муньки!) сидел в кресле и курил дорогую сигару. Он предвкушал горячую еду и пылкие объятия влюбленной кокотки.
Женщинам Гришка нравился — умел вести себя именно с такой наглостью, какая их покоряет наповал. Грубым он, естественно, не был, потому что незачем, но и нежностью никого не баловал — пусть радуются, что заполучили в постель такого опасного зверя. Тут они с Мунькой нашли общий язык. Она тоже была далека от сентиментальности. Силы и выносливости у обоих хватало.
Мунька в капоте пронзительно розового цвета как раз вошла в комнату, когда за окном прозвучал этот короткий и резкий свист.
— Дура! — крикнул Кот.
Это означало: к тебе приходили соседки, такие же шалавы, как и ты, и кто-то из них заложил меня легавым, потому что ты хвасталась новым любовником!
Он понимал, что все не так просто, но сорвать злость было необходимо.
— Дуся! — воскликнула обиженная Мунька.
— Вот те и дуся! Пусти, дура! Потом пришлю за шмотьем…
Поскольку ошарашенная Мунька встала в дверях столбом, Гришка отпихнул ее и, как был, в халате и домашних туфлях, пробежал через кухню к двери черного хода.
Свист мог быть всего лишь свистом — мальчишеским озорством или знаком для воров, забравшихся в пустую квартиру. Но у Кота за годы приключений выработалось чутье. Свист ровно в полночь ничего хорошего не обещал. Лучше смыться.
На лестнице черного хода Гришку, разумеется, ждали — и ниже Мунькиной квартиры, и выше, закрывая путь к спасительному чердаку. Кот, недолго думая, прыгнул вниз, сбил с ног трех агентов, опрокинул их и по телам проскочил к выходу.
Пули его не догнали.
Нужно пробиваться к Хитровке. Там спрячут!
Гришка понесся, что было духу, по утоптанному снегу, свернул за угол, пересек по диагонали часть двора, опять свернул и вдруг… шлепнулся на пузо. Тут же сверху навалилось двадцать пудов живого веса. Чья-то рука поднырнула, пережала горло. Руки мгновенно оказались вывернуты назад.
«Подножка, — подумал Кот, — просто подножка! Каким нужно быть дураком, чтобы не предусмотреть засаду во дворе…»
Когда его привели к осанистому господину, главному начальнику, он мрачно смотрел в пол и не отвечал на вопросы.
— Как знаешь, Котовский, — сказал этот начальник. — Считай, что твои московские гастроли завершились, не начавшись. Ксаверьев, Курочкин, тащите его в автомобиль, везите в Гнездниковский. Вы мне за него головой отвечаете! И там же оба останетесь сторожить. У этого господина дурная привычка убегать из самых надежных мест.
— Так в наручниках же, связан!..
— Не пререкаться! Яценко, где ты там?.. Поедешь с ними. Так оно надежнее будет. Скажи шоферу, пусть возвращается и встанет возле Утюга.
Утюгом называли приметный дом, встроенный в острый угол, образованный двумя переулками, Петропавловским и Певческим.
Котовского втащили в автомобиль, уложили на пол, сверху поставили четыре холодные подошвы. Ничего хорошего, однако, игра еще не кончена.
В Гнездниковском была для него приготовлена особая камера, но и в камере с Кота не сняли наручников. Он сел на топчан и настроился слушать. Примерно час спустя раздались возбужденные голоса — в Гнездниковский привезли часть пленников с Хитровки. Потом к Гришке зашел главный здешний начальник, уже без шапки и пальто.
— Я — Аркадий Францевич Кошко, — сказал он. — А ты — Григорий Котовский. Что-то общее имеется, как полагаешь?
Кот молчал.
— Ну, как знаешь. Мне ты не больно нужен, а вот жандармскому управлению пригодишься. Или охранке тебя сдать?
Жандармы и Московское охранное отделение оба занимались политическим сыском и часто оказывались соперниками.
Кот решил не отвечать вообще. Он понимал, насколько смешон в бархатном халате поверх исподнего, и злился.
Аркадий Францевич сообразил, в чем дело.
— Ладно, Котовский, не до тебя сейчас. Утром пошлю кого-нибудь к Муньке за твоими штанами.
И действительно, не забыл, послал.
Одеваться Гришке пришлось под наблюдением двух агентов. Для такого случая с него сняли наручники, потом опять надели. Он понял, что отсюда так просто не уйти. И затих, выжидая нужный момент.
Аркадий Францевич его не допрашивал, решив, что незачем облегчать службу жандармам. Он лишь телефонировал в губернское жандармское управление и сообщил, что эсер, анархист и убийца Котовский пойман. И попросил, чтобы поскорее у него этакое сокровище забрали.
