Джеймс Клавелл - Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2
Он допил последний глоток виски. Без партнеров мы упремся лбом в стену, даже после всех этих лет – это они знают, с кем нужно говорить, чью руку подмазывать и какой суммой или каким процентом, кому льстить, кого вознаграждать. Они говорят на фарси, они наши контакты. И все равно Китаец был прав: кто бы ни выиграл, Хомейни, Бахтияр или генералы, им обязательно понадобятся вертолеты…
На кухне Дженни едва не плакала. Банка с хаггисом, которую она полгода так тщательно прятала и которую только что открыла, оказалась испорченной. А Дункан так его любит. Как он может это любить: месиво из овечьих сердца, печени и легких, прокрученных с овсянкой, луком, нутряным салом, приправами и крепким костным бульоном, которое запихивают в мешок, изготовленный из желудка бедной несчастной овцы, и потом варяг несколько часов. «Бррр! Да провались все к дьяволу!» Она попросила Скота Гаваллана – он дал ей клятву держать ее просьбу в секрете – привезти эту банку, когда он в последний раз ездил в отпуск, привезти как раз для этого особого случая.
Сегодня у них годовщина свадьбы, и хаггис был ее тайным сюрпризом для Дункана. Черт, черт, черт!
Скот не виноват, что проклятая банка оказалась с дефектом, горестно думала она. И все равно, черт, черт, черт! Я планировала этот ужин месяцами, а теперь все пропало. Сначала окаянный мясник меня подвел, хотя я и заплатила ему вперед вдвое больше обычного – чтоб он провалился к дьяволу со своим Иншаллах, – потом из-за того, что дерьмовые банки закрыты, у меня нет денег, чтобы подкупить конкурента этого гнусного ублюдка и купить ногу доброй свежей ягнятины, а не старую баранину, которую он мне обещал, потом универсам вдруг объявляет забастовку, потом…
Окно маленькой кухни было приоткрыто, и она услышала еще одну автоматную очередь. На этот раз ближе. Затем ветер донес далекие гортанные звуки толпы, скандировавшей «Аллах-х-ху акбар-р-р… Аллах-х-ху акбар-р-р…» раз за разом, раз за разом. Она поежилась, в этих звуках ей почудилась странная угроза. До того как начались беспорядки, крик муэдзина, пять раз в день призывавшего правоверных на молитву, обычно действовал на нее успокаивающе. Но не теперь, когда эти слова вырывались из глоток толпы.
Теперь я ненавижу этот город, думала она. Ненавижу автоматы, ненавижу угрозы. Сегодня в почтовом ящике оказалась еще одна, уже вторая полученная ими – как и первая, она была плохо отпечатана, а потом размножена на самой дешевой бумаге. «Первого декабря мы дали тебе и твоей семье месяц на то, чтобы уехать из страны. Вы все еще здесь. Теперь вы наши враги, и мы будем бороться с вами категорически». Без подписи. Почти каждый экспатриант в Иране получил такое послание.
Ненавижу автоматы, ненавижу холод, холодные батареи и негорящие лампочки, ненавижу их поганые туалеты и сидение на корточках, словно какое-нибудь животное, ненавижу всю эту тупую жестокость и разрушение того, что было по-настоящему очень славным. Ненавижу стояние в очередях. К дьяволу все очереди! Чума на того паршивого ублюдка, который плохо закрыл банку с хаггисом, чума на эту вонючую крохотную кухню и чума на пирог с говяжьей тушенкой! Чтоб мне провалиться, если я понимаю, как он может нравиться мужчинам! Смешно! Говяжья тушенка из банки, перемешанная с вареной картошкой, немного лукового масла и молока, если они у тебя есть, сверху – хлебные крошки, выпекать до появления коричневой корочки. Бррр! А что до цветной капусты, то меня тошнит от одного ее запаха, когда она готовится, хотя я читала, что она полезна при дивертикулите, а любому ясно, что Дункан не так здоров, как следовало бы. Такой глупый – думает, меня можно провести. Разве ему удалось провести Чарли? Сомневаюсь. Что касается Клэр, она полная дура, что оставила такого замечательного человека! Интересно, Чарли узнал про ее роман с этим пилотом из «Герни»? Особой беды в таком романе нет, я полагаю, если только не попадаться – трудно подолгу оставаться одной, особенно если это именно то, что тебе нужно. Но я рада, что они расстались друзьями, хотя и считала тогда, что она повела себя очень эгоистично.
Дженни заметила себя в зеркале. Не думая, поправила волосы и уставилась на свое отражение. Куда подевалась вся твоя молодость? Не знаю, но куда-то подевалась. Моя, по крайней мере, у Дункана – нет, он все еще молод, то есть молод для своего возраста. Черт бы побрал Гаваллана! Впрочем, нет, Энди – человек неплохой. Я так рада, что он женился во второй раз на такой славной девочке. Морин сумеет держать его в руках, и маленькая Электра тоже. Я так боялась, что он женится на этой своей китайской секретарше. Бррр! Энди хороший, и в Иране было хорошо. Было. Теперь пора уезжать и тратить деньги в свое удовольствие. Определенно. Но как?
Она рассмеялась вслух. Всегда одним и тем же способом, надо полагать.
Дженни аккуратно приоткрыла дверцу духовки, заморгала, когда в лицо ей ударили жар и сытный запах, потом снова ее закрыла.
– Терпеть не могу пирог с говяжьей тушенкой, – раздраженно сказала она себе самой.
Ужин удался на славу, пирог с говяжьей тушенкой подрумянился сверху, как раз как они любили.
– Ты не откроешь вино, Дункан? Оно персидское, к сожалению, но это последняя бутылка. – Обычно у них имелись приличные запасы французских и персидских вин, но толпа разгромила и сожгла все винные магазины Тегерана, напутствуемая муллами и следующая непреклонному фундаментализму Хомейни: Коран запрещает употребление любых алкогольных напитков. – Человек на базаре сказал мне, что по закону теперь ничего нигде не продается, пить официально запрещено даже в западных отелях.
– Это ненадолго, этого люди долго терпеть не станут, как и фундаментализма, – сказал Петтикин. – Они просто не смогут, только не в Персии. Исторически шах всегда был терпим в этом отношении, да и почему бы нет? Почти три тысячи лет Персия славится красотой своих женщин – посмотрите только на Азадэ или Шахразаду – и своими виноградниками и вином. А «Рубайят» Омара Хайяма? Разве это не гимн вину, женщине и песне? Да здравствует Персия, говорю я.
– «Персия» звучит гораздо лучше, чем «Иран», Чарли, гораздо экзотичнее, какой эта страна и была, когда мы впервые приехали сюда, гораздо более приятной, – сказала Дженни. На миг ее отвлекла вновь начавшаяся на улицах стрельба, потом она продолжила, чтобы звуком собственного голоса прогнать поднимавшуюся в ней нервную дрожь: – Шахразада говорила мне, что сами они всегда называли ее «Иран» или «Айран». Похоже, что Персией ее называли древние греки, Александр Македонский и всякие такие ребята. Большинство персов были рады, когда Реза-шах объявил, что Персия отныне будет называться Ираном. Спасибо, Дункан, – сказала она, принимая от него бокал вина; она полюбовалась его цветом и улыбнулась мужу.
